В покоях я бросил шляпу на крюк, но промахнулся, Бобик поймал ее на лету и, вместо того чтобы растерзать в клочья, принес мне и посмотрел в глаза внимательно и сочувствующе.
– Ну вот, – сказал я, – даже ты меня жалеешь…
В дверь ворвался Жерар, я грозно нахмурился, но он прокричал звонко:
– Сэр Ричард, сэр Ричард! Ох…
Я напрягся, не дай Бог еще что-то вроде такой же напасти, как эти из Ватикана, в зале мертвая тишина, часовые неподвижнее каменных статуй, в комнату вбежали сэр Ришар и барон Альбрехт, а мой секретарь перевел дыхание и договорил высоким вибрирующим голосом:
– К вам прибыла эскадра кораблей!.. Таких огромных, просто я не знаю… Никто таких не видел. Говорят, они с Юга. Называют вас маркизом и говорят, что обещали их встречать на берегу!
Я вскочил, едва не опрокинув стол. Сердце забухало в таком ритме, что едва не разломало грудь, как плененный Рустам темницу.
– Как? А те пираты, что сожгли Тараскон…
Граф Ришар и барон застыли, переводя взгляды с меня на Жерара и обратно, а он прокричал счастливо:
– Пираты, что сожгли порт Тараскона, на обратном пути наткнулись на этот флот! Этих пиратов побили, часть взяли в плен и привезли в оковах!
Его глаза вылезали из орбит, а рот расплывался до ушей. Я завизжал, как придушенный поросенок:
– Видели? Нет, вы видели?.. Кто против нас, если Бог за нас?.. Граф Ришар, примите дела, замещайте меня во всех вопросах, а я должен встретить адмирала Ордоньеса.
Жерар подтвердил, глядя на меня вытаращенными глазами:
– Да, так зовут их вожака.
Я сказал радостно:
– Чего вытаращил зенки? Я его сам отправлял с того берега!
Бобик ринулся вперед, как стрела, но тут же опасливо вернулся и уставился блестящими от возбуждения глазами: не чудится ли ему, что снова вместе, снова в пути, снова без множества надоедливых людей.
– Я тебя люблю, чудище! – крикнул я весело.
Он завизжал, подпрыгнул на всех четырех, ухитрился лизнуть меня и снова унесся вперед напролом, срезая зигзаги. Огромный черный арбогастр мчался следом, как сгусток гремящего мрака. Земля стонет под его весом, а от широких, как тарелки, копыт остаются глубокие следы. Я старался не зарываться в густую гриву, это мое королевство, и я отвечаю за него, что бы там ни говорили о короле Кейдане.
Справа и слева навстречу струился блистающий мир, сливаясь в яркие солнечные полосы, исчезал за моей спиной. Я не успевал рассматривать то, что близко, но надо мной все то же синее небо, а под копытами коня мерцающая поверхность, что становится то зеленой, то серой, то песчано-желтой.
Из-за невысокой горной гряды выдвинулся лес мачт, Бобик оглянулся и требовательно гавкнул.
Я крикнул возбужденно-радостно:
– Держись ко мне поближе! Я не хочу сделать подданных заиками.
Вдали на якорях три больших корабля со спущенными парусами, но у береговой отмели множество рыболовецких лодок, простых и незатейливых, которые не жаль и потерять, если нагрянут пираты.
Сожженную пристань не восстановили и, похоже, восстанавливать не собираются. Страх перед пиратами слишком велик, я чувствовал, как во мне разгорается гнев, но заставил себя вспомнить, что это же мои долгожданные корабли адмирала Ордоньеса, и направил Зайчика прямо в порт.
На пирсе несколько оборванных бродяг, уже пьяные, прокричал с седла:
– Где сейчас адмирал Ордоньес?
Один, наиболее трезвый, ответил заплетающимся языком:
– У бурграфа города… сэра Ричарда… Господи, да это и есть наш господин!.. Счастье-то какое…
Остальные повернулись и уставились сияющими, как у Бобика, глазами, только что хвостом не завиляли.
– Это хорошо, – крикнул я. – Но где у него? В ратуше?
– Нет, – ответил он с готовностью, даже протрезвел чуть, – в вашем собственном доме!
– Моем?
– Да, – ответил он счастливо. – У вас могли бы разместиться команды всех трех кораблей, но матросов разобрали по домам жители! Всем хочется услыхать, как там за океаном…
– Ага, – сказал я. – Понятно, что непонятно. А теперь скажи, что у меня там за дом появился, а то раньше вроде бы не было.
Он расплылся в улыбке шире:
– Городской совет постановил, что у бургграфа должен быть свой дом. Это значит, чтобы у вас значимость была выше, а то вдруг начнут забывать… А городскому совету ваш авторитет важен, правят от вашего имени они…
– Молодец, – одобрил я, – соображаешь. Так что за дом?
– Бывший Бриклайта, – сообщил он. – Целый особняк! Чего ему пустовать? Больше его нет вообще во всем городе.
– Гм, – сказал я, – м-да… Мне понятно, там жить не захочется, воспоминания скверные, но для гостей…
– И для престижу!
– И для престижа, – согласился я. – Спасибо! Зайчик, вперед!.. Бобик, не отставай.
Особняк Бриклайтов, пусть горят в аду все, все так же, как гора, гордо высится над соседскими домами. Вокруг неплохой сад, да еще и отгорожен высоким забором из металлических пик, сад уже выглядит запущенным, хотя я вроде бы совсем недавно здесь воевал с хозяевами, но ворота все так же надменно и помпезно заявляют, что этот особняк принадлежит хозяевам города.
Ну да, теперь уже хозяину.
Я подъехал к воротам, Бобик забежал вперед и требовательно гавкнул. К моему удивлению, дверь рядом с воротами тут же распахнулась, будто нас ждали, высунулась лохматая рыжая голова с радостно-удивленными глазами.
– Не верю… Никак хозяин? Господин Ричард?.. Эй, открыть ворота!
– Да мы и через калитку втиснемся, – заверил я. – Ты меня помнишь, значит?.. Извини, я тебя подзабыл…
Он заверил:
– Да вы меня и не могли помнить, я Когунд, один из дальних подручных мастера Пауэра. Сейчас мастер велел помогать принимать ваших гостей…
Ворота широко распахнулись, Бобик вошел чинно и спокойно рядом с Зайчиком, знает, что почему-то нельзя пугать вот этих, как и вон тех. За воротами несколько мужчин, на дальнем плане пробежали две хохочущие женщины, за ними вышагивает гордо и подкручивает усы громадного роста человек в кирасе и кожаных штанах, на поясе целый арсенал из ножей, кожаных мешочков и крупных пустых колец.
– Ваша милость, – сказал один из тех, кто отворял ворота, он улыбался во весь рот, – мы просто глазам не поверили…
Я соскочил с Зайчика, он сразу услужливо перехватил поводья.
– Хоть одно место, – сказал я с облегчением, – где мне рады. И ничего не потребуют… надеюсь.
Зайчик покосился на меня укоризненно, но дал себя увести, будто понимает, что вместе с отборным зерном дадут полакомиться старыми подковами и железными обрезками.
