Один из монахов, крупный и чем-то похожий на отца Удодерия, поклонился смиренно, но и с чувством достоинства.
– Ваша светлость…
– Отец Силеверстиус, – сказал я. – Ведите братьев!.. Бобик, открывай дверь служителям Творца!
Адский Пес пробежал вдоль стены, нюхая землю, монахи поспешно отпрыгивали и провожали его тревожными глазами. В сплошной стене с легким треском переломленного прутика возникла вертикальная трещина, тут же в стене образовался широкий проход, будто только что здесь была дверь…. и вдруг исчезла.
Монахи крестились и бормотали молитвы. Бобик вскочил в образовавшийся проем, оглянулся.
Я махнул рукой.
– Господь доверяет тебе, – сказал я громко, – так что иди первым. Братья, пришел ваш час послужить великому делу строительства Царства Небесного на земле! За мной… а можете за этой милой собачкой.
Отец Силеверстиус крякнул, как огромный селезень, перед ним расступились, он шагнул вперед, бросил на меня взгляд, я кивнул, и он первым вошел в проем.
Я сказал громко:
– Здесь много соблазнов, братья мои!.. Потому ничего не трогать, не щупать, стен не касаться. Особенно, где всякие знаки… Помните, мы еще далеки от идеала, каким замыслил нас Господь, потому он постоянно испытывает нас, грешных.
Отец Силеверстиус перекрестился.
– Кому доверяет, того испытывает строже.
– Золотые слова, – одобрил я. – Вы избранные… Господом.
– Не подведем, – пробормотал он. – Во всяком случае, постараемся с Божьей помощью.
Один из монахов пробормотал:
– Да уж… ваша светлость, вы только не забывайте говорить, что нам делать.
– Пока только идти следом, – велел я. – Главное, ничего не трогать!
Они медленно двигались по проходу, сбившись в тесную группу, как овцы, что прижимаются так тесно друг к другу, что уже и не стадо, а нечто вроде огромного животного с множеством ног.
В конце этого служебного коридора еще дверь перед Бобиком распахнулась, монахи охнули и снова начали креститься и бормотать молитвы.
Бобик влетел в помещение склада огромными прыжками, я сказал торопливо:
– Бобик, ко мне!
Пришлось подождать, пока все монахи войдут первыми, косятся удивленными глазами, но не объяснять же, что дверь открывается не передо мной, а перед этой собачкой. Авторитет Бобика взлетит, а вот мой…
Первым вошел отец Силеверстиус, за ним остальные, вид ошалелый, но я все равно восхитился их выдержкой. Другие бы в панику, но эти понимают, что все созданное руками человека ничто перед созданным Господом, и осматриваются с великим изумлением, все-таки ангар чудовищно велик, это же сколько камня нужно выгрызти в толще горы и вывезти, но без страха.
Кое-кто сжимает крестики, у многих шевелятся губы, но молитвы – это чисто инстинктивное, что дает уверенность в защите, а глаза уже жадно шарят по всем этим чудовищным механизмам, странным и необычным.
Тусклый свет медленно охватывал все помещение, давая глазам привыкнуть, набрал силу, наконец стало светло, как в солнечный день. Впереди в идеальном порядке застыли на рельсах десятки платформ, на том же месте те два вагона, на которые я положил глаз еще в прошлый раз.
– Братья, – сказал я торжественно, – Господь уничтожил погрязший в грехах народ, но сохранил для нас, грешных, это вот место. Мы хоть и грешные, но в сравнении с теми прошлыми – просто праведники. Потому он и доверил нам взять это и пользовать на благо церкви.
Отец Силеверстиус проговорил осевшим голосом:
– Но… как?
Остальные не двигались, бледные и вздрагивающие, постоянно крестились, все сбились в кучку, никто ни на шаг в сторону, прекрасно, но нет панического страха, все в руках Господа.
Я восхитился стойкостью, сам перекрестился демонстративно широко и даже пробормотал начальные строки молитвы, чем явно укрепил к себе доверие.
– Вот эти длинные стальные полосы, – объяснил я, – называются рельсами. По ним и пойдет во славу Господа паровоз, который спешно делают ваши братья в монастыре святого Цистерия. А вам предстоит погрузить их вот на эту платформу.
Отец Силеверстиус приблизился с крайне озабоченным лицом и тревожными глазами.
– А затем?
– Поздравляю, – сказал я.
– За что?
– Вы молча спросили меня, – объяснил я, – как доставим их к тем шпалам, что вы уложили… Грузите! Я все покажу.
Монахи все так же молча, вот уж где дисциплина, брались за рельсы, краснели и багровели, к ним подключались собратья, и наконец опытным путем определили, сколько человек нужно, чтобы поднять один рельс и уложить на платформу.
Отец Силеверстиус тоже хватался за блестящий металл, напрягал мускулы так, что на красном от напряжения лице вздувались вены.
Бобик поднял морду и начал прислушиваться, затем ринулся к проходу обратно.
– Продолжайте, – велел я монахам. – Отец Силеверстиус, следите за порядком.
– А вы?
– Сейчас вернусь.
Бобик пронесся по тоннелю с ячеистым потолком, дверь раздвинулась в Большой Тоннель. Караваны все так же идут в обе стороны, мы увидели удаляющуюся фигуру отца Удодерия с отсапывающимся мулом в поводу и двух монахов могучего сложения.
Я закричал, замахал руками. Они обернулись, на лице отца Удодерия отразилось изумление и облегчение.
– Ваша светлость! А мы поспешили вослед вам и нашим братьям…
Один из монахов пробасил:
– И не могли понять, куда все делись…
– Не тревожьтесь, – успокоил я. – Идите вот сюда.
Проходящие мимо торговцы опасливо заглядывали в новый проход, мы поспешно пропустили отца Удодерия и монахов вперед, дверь за нами захлопнулась.
Все трое громко ахнули, когда открылась исполинская пещера, но взгляды зацепились за фигуры работающих монахов под руководством отца Силеверстиуса.
– Отец Удодерий, – сказал я торжественно, – вы старший, берите бразды в свои руки.
– Что нужно делать?
– Всего-то погрузить на вот ту телегу вон те штуки, – объяснил я. – Телегу называют платформой, а те длинные стальные полосы – рельсами. Братья уже грузят, все правильно, но все равно следите. Мы такие, что-то да напортим с наущения Врага рода людского.
Монахи продолжали трудиться, я посматривал опасливо, а когда платформу погрузили до половины, вскинул руку.
– Стоп!.. Для первого раза – хватит. Потом посмотрим. А сейчас давайте выкатим в Тоннель…
Отец Удодерий распоряжался быстро и уверенно, он раньше других ухватил идею поворотного круга, и когда платформу выкатили в Тоннель, размахивал руками и кричал, чтобы толкали только одну сторону, еще, еще… стоп, совпало!
