– Сэр Торкилстон, – ответил я, – существует дипломатический этикет. К примеру, король должен был выдержать нас в приемной пару недель. Ну даже пусть одну, но не меньше. Иначе у нас появилась бы мысль, что ему делать нечего. А так показывает всем, в том числе и своим придворным, что занят, занят, безумно занят. И что мы для него не слишком уж и что-то такое необычное…
Ордоньес хохотнул.
– Значит, этот король либо дурак, либо сгорает от нетерпения?..
– Как бы ни сгорал, – пояснил я, – но срок бы выдержал. Личные чувства в управлении королевством значат очень мало. Здесь что-то другое.
Ордоньес ухватил жареного гуся, с довольным рычанием выдрал лапу и принялся грызть. Бобик поднялся и подсел к нему ближе. Торкилстон начал было мерить комнату крупными шагами, на середине остановился, махнул рукой и тоже подсел к столу.
– Что? – спросил он.
– Давайте подумаем, – предложил я. – Лучше думать перед тем, как действовать, чем после.
Торкилстон буркнул:
– Сэр Ордоньес, отдыхайте.
Ордоньес глухо поинтересовался с набитым ртом:
– Почему это?
– Вы же только о бабах можете думать.
– Кто мог бы подумать, – отпарировал Ордоньес, – того никто не спрашивает. У меня вообще, сэр Ричард, сложилось впечатление, что эти люди знают, кто мы. В общих чертах.
– И что представляем, – уточнил Торкилстон.
– Смотрят с любопытством, – поддержал Ордоньес, – но нет изумления…
– А чему изумляться? – возразил Торкилстон. – Должны понимать, за Хребтом есть жизнь. Каким-то отважным да безрассудным удавалось же обогнуть Рог Сатаны хоть иногда!..
– Последний раз такие смельчаки сумели проскользнуть чудом больше ста лет тому, – напомнил Ордоньес. – Я слышал эту историю в вашем же порту. И то потому, что их преследовали королевские войска с веревкой наготове. Так что о существовании королевства Сен-Мари здесь знают, но мне показалось, знают даже, кто из нас кто!.. Бобик, а ты меня не съешь? На лучше вот эту косточку… Так быстро? Тогда возьми вот это крылышко…
– И мне такое померещилось, – сказал Торкилстон. – Никто ничего не говорит, но морды, морды… А вы что скажете, сэр Ричард?
Я пробормотал:
– Есть еще возможности. Хоть стена и почти отвесная, но могут отыскаться ловкачи-скалолазы… Есть вариант и похуже. К примеру, за жизнью в Сен-Мари наблюдают через некие магические устройства. Наше появление трудно не заметить.
Торкилстон помрачнел, брови грозно сдвинулись на переносице.
– Чертовы колдуны! Ничего, придет и сюда церковь…
– Тихо-тихо, – сказал я. – Здесь суверенное королевство. Мы не вправе вмешиваться… вот так уж явно. Нужно уважать чужие обычаи.
Ордоньес изумился:
– Уважать?
Торкилстон тоже удивился так, что с Ордоньесом стали как два изумленных на ярмарке брата. Бобик так тихохонько и деликатно вынул из руки Ордоньеса вторую лапку гуся, что Ордоньес даже не заметил.
– Делать вид, – поправил себя я, – что уважаешь. Это называется политкорректностью. А что на самом деле думаем и замышляем, наше личное дело. А в личное пространство вмешиваться не имеет права даже король.
Торкилстон перекрестился.
– Никто, кроме Господа.
Я напомнил строго:
– Даже Господь не имеет право.
Он изумился:
– А кто ему запретит?
– Он сам себе запретил, – сказал я, – и сообщил об этом человеку. Чтобы тот сам шевелил лапками, а не уповал на Господа. Потому все в наших руках, и за все отвечаем только мы. Свалить вину не на кого!
Ордоньес сказал негромко:
– Зато и все груши наши. Может быть, уже хватит жрать? А то сидим здесь, наедаемся, а самое вкусное подадут потом у короля…
– Позовут, – сказал я. – Там сейчас расстилают ковры, метут пол, ставят в две шеренги парней с трубами, женщин с цветами…
Ордоньес вздохнул:
– Я согласен, чтобы всех заменили женщинами. Ладно, Бобик, пришло твое время. Раскрывай пащечку!
Бобик, не отрывая зада от пола, подъелозил к нему ближе и поскреб по полу хвостом, объясняя, что уже любит его до глубины фибров и всю добычу будет приносить ему.
Польщенный Ордоньес начал перекладывать мясо со всех блюд в эту жарко дышащую пасть, а мы с Торкилстоном поднялись в надежде поглазеть на местных из окон, вдруг да кто покажется на тенистой аллее…
Дверь распахнулась, вбежал запыхавшийся не то лакей, не то вельможа, для непосвященного и швейцар кажется маршалом, с ходу низко поклонился и растопырил руки, словно для полета.
– Его Величество король Херлуф Сильвервуд милостиво изволит пригласить гостей на прием!
Торкилстон пробормотал:
– Да, удивительно…
– Мы польщены оперативностью, – ответил я посланцу. – Мы готовы.
– Следуйте за мной, господа.
Ордоньес молниеносно перебросал в Бобика нетронутых перепелок и ухитрился всунуть полтуши кабана. Бобик все перемалывал с удивительной скоростью, хотя пузо заметно раздавалось в размерах.
Догнали нас уже на аллее, посланец гордо идет впереди, не оглядывается, но я видел, как шевелятся его уши, тщательно улавливая наши шаги и соразмеряя с ними свои.
В зале тысячи свечей, как на люстрах под сводом, так и вдоль стен в два ряда. Светло, пышно и по-варварски ярко. Здесь, в Вестготии, тоже предпочитают чистые цвета без всяких полутонов. Надеюсь, и люди здесь такие же: либо сама чистота, либо мерзавец, которого за версту видно. Причем мерзавцев в пропорции один на тысячу. Хотя, конечно, это же королевский дворец, здесь концентрация последних должна быть намного выше…
Нас оставили в уголке пышнейшего из залов, которые мне приходилось видеть, придворные держатся группками, это и понятно, интриги и подковерная борьба не вчера начались и не завтра исчезнут, а на той половине зала на помосте высотой до середины голенища моего сапога расставлены кресла, где-то с дюжину.
Посредине, как и водится, самое массивное и приподнятое на добавочной платформе, это кресло именуется троном, а трон должен быть уникальным. Высокая спинка защищает от ударов и выстрелов сзади, по бокам преданные соратники, враг может подойти только спереди, но чутье подсказывает мне, что останавливаться надлежит за несколько шагов.
Я в удивлении присмотрелся: по широким подлокотникам кресла словно струится прозрачнейшая вода, такая же струйка появилась и пропала на том месте, куда король должен ставить ноги.
– Вы это видите? – спросил я шепотом.
Торкилстон и Ордоньес проследили за моим взглядом, оба разом пожали плечами. Торкилстон продолжал всматриваться, а Ордоньес ответил так же тихо:
