Хочу жить вечно
Все вокруг только и говорят: хотим жить дольше, богаче и, конечно, обложившись электронными гаджетами. Мы не первое поколение, считающее, что худшее из того, что может с нами случиться, – это смерть. Однако для древних худшим финалом была не смерть как таковая, а постыдная смерть или даже обычная, заурядная кончина. Для античного героя смерть в доме престарелых – грубая медсестра, трубки в носу, – это не самый привлекательный телос
[125]
для жизни.
И, конечно, современный человек питает иллюзию, что нужно жить так долго, как только можно. Как если бы каждый из нас был готовой продукцией. Концепция «я» на деле зародилась в эпоху Просвещения. А с ней появилась и хрупкость.
До того мы были частью коллектива в настоящем и потомства в будущем. И настоящая, и будущая группы делались сильнее за счет хрупкости индивидов. Герои приносили себя в жертву, искали мученичества, умирали ради своего народа и гордились этим; они работали на следующие поколения.
Увы, когда я пишу эти строки, экономика перекладывает на плечи будущих поколений государственный долг, истощает ресурсы и портит окружающую среду лишь ради того, чтобы выполнить требования финансовых аналитиков и банковского истеблишмента (опять же, мы не можем отделить хрупкость от этики).
Как я уже сказал в главе 4, хотя геном, как и всякая информация, антихрупок, сам носитель генома хрупок – и должен быть таковым, чтобы сделать геном сильнее. Мы живем, чтобы производить информацию или улучшать ее. Ницше принадлежит латинская игра слов: aut liberi, aut libri — либо дети, либо книги; и то и другое – информация, которая передается из века в век.
Я только что прочел прекрасную книгу Джона Грэя «Комиссия по увековечиванию» (The Immortalization Commission) о попытках достичь бессмертия через науку в пострелигиозном мире. Мне глубоко омерзительны – и древние со мной согласились бы – старания теоретиков «сингулярности» (вроде Рэя Курцвейла), верящих в потенциальную возможность жить вечно. Кстати скажу, что если бы мне понадобилось было найти анти-меня, человека с диаметрально противоположными идеями и стилем жизни, это был бы как раз Рэй Курцвейл. Он не просто страдает неоманией. Я предлагаю избавляться от вредных элементов в рационе (и в жизни), а Курцвейл действует наоборот – добавляя эти элементы и глотая по двести таблеток в день. В любом случае попытки достичь бессмертия вводят меня в жуткий моральный ступор.
Такое же внутреннее отвращение я испытываю, когда вижу богатого 82-летнего старика, окруженного множеством «бэйби», любовниц слегка за двадцать (обычно русскими или украинками). Я здесь не для того, чтобы существовать вечно в качестве больного животного. Напомню: антихрупкость системы гарантируется смертностью ее частей – а я часть группы, которая называется «человечество». Я здесь, чтобы умереть героической смертью за коллектив, произвести потомство (и подготовить его к жизни, и позаботиться о нем), а также написать книги. Моя информация, то есть мои гены, моя антихрупкость должны стремиться к бессмертию, а я – нет.
Все, что нужно мне, – попрощаться, быть похороненным в монастыре Св. Сергия (Мар Саркис) в Амионе и освободить, как говорят французы, place aux autres — место для других.
Книга VII
Этика хрупкости и антихрупкости
Итак, этика. При непрозрачности и новооткрытой сложности мира люди могут скрывать риск и вредить другим, причем закон не в состоянии никого наказать. Ятрогения чревата последствиями, которые проявляются не сразу – или невидимы. Нам сложно увидеть причинно-следственные связи и составить полное представление о происходящем.
При подобных эпистемических ограничениях нашу хрупкость может уменьшить только одно требование: ставить на кон свою шкуру. Примерно 3700 лет назад простое решение проблемы предложил свод законов Хаммурапи. В новое время люди внимают наставлению Хаммурапи все меньше по мере того, как растет их любовь к неоманиакальному усложнению взамен архаической простоты.
Глава 23.
Своя шкура на кону: антихрупкость и опциональность за чужой счет
Как пускать пыль в глаза. – Посмотрим на добычу. – Некоторым корпорациям иногда жалко людей? – Предсказания будущего и… прошлого
В этой главе мы взглянем на то, во что вляпываемся, когда один человек что-то обретает, а другой – что-то теряет.
Худшая проблема нового времени – это пагубный перенос хрупкости и антихрупкости с одной группы людей на другую; в итоге одни извлекают выгоду, а другие вынуждены мириться с потерями (хотя они ничего не делали). Из-за этого переноса пропасть между этическим и законным все время расширяется. Похожие явления существовали всегда, однако сегодня дела обстоят особенно опасно – современность умело скрывает от нас то, что происходит.
Суть, конечно, в агентской проблеме.
И агентская проблема, конечно же, асимметрична.
Мы становимся свидетелями фундаментальных перемен. Посмотрите на старые сообщества – те из них, которые выжили. Главное отличие между ними и нами – момент героизма; у нас с этим беда, мы перестали уважать – и наделять властью – тех, кто рискует собой ради других. Героизм – полная противоположность агентской проблеме: герой решает принять на себя риск (угрозы для жизни, вреда здоровью или, в более мягкой форме, лишения каких-либо благ) ради других. Мы сегодня видим нечто противоположное: власть сосредоточена в руках банкиров, менеджеров (не предпринимателей) и политиков, лишающих общество права выбора.
Героизм не сводится к восстаниям и войнам. Вот пример обратной агентской проблемы: в детстве меня поразила до глубины души история няни, которая погибла, спасая ребенка из-под колес машины. Я не знаю смерти почетнее, чем смерть, которая спасает чью-то жизнь.
Иными словами, самопожертвование. А жертвы древние не зря именовали священными — такая смерть принадлежит миру святости, отделенному от нашей вульгарной реальности.
В традиционных обществах человек уважаем и ценен настолько, насколько он (или – чаще, куда чаще, чем принято думать, – она) готов (а) пожертвовать чем-либо ради других. Наиболее бесстрашные и доблестные храбрецы занимают высшие посты в иерархии: рыцари, генералы, командующие. Даже мафиозные доны знают, что их положение максимально уязвимо: конкуренты сделают все, чтобы их убить, власти – чтобы покарать. То же относится к святым, к королям, отрекшимся от престола, к тем, кто посвятил себя служению другим – слабым, нищим, обездоленным.
В таблице 7 представлена еще одна Триада: здесь мы видим тех, кто не ставит на кон свою шкуру, но извлекает выгоду за счет других; тех, кто не извлекает выгоды, но и не подвергается риску; и, наконец, великих людей, которые жертвуют чем-то ради других.
Таблица 7. Этика и фундаментальная асимметрия
