– Барон Фрейтаг, – сказал я, – могу я поинтересоваться, почему вы вот так берете и забираете одного из людей моего отряда?
– По приказу своего сюзерена, – ответил он надменно, – его светлости герцога Хеббеля.
– Могу я поинтересоваться, – спросил я, – почему вы его забираете?
Он холодно усмехнулся:
– Можете. Но я вряд ли изволю ответить.
Я обернулся, отыскал взглядом этого злосчастного Людвига Фонтане. Бледен, но улыбается через силу, глаза сверкают дерзостью, вид злой, будет драться до последнего.
– Сэр Людвиг, – сказал я подчеркнуто почтительно, – вы хотите отправиться с этими людьми?
Он через силу улыбнулся.
– Нет. Если это угодно будет вашей светлости, я предпочел бы остаться под вашим покровительством.
Я повернулся и взглянул на барона Фрейтага:
– Вы слышали?
Барон выпрямился в седле и произнес ледяным голосом:
– Его мнение ничего не значит.
– Согласен с вами, – ответил я любезно. – Но смею напомнить, что кое-что значит мое.
Глава 8
Он дернулся, быстро и цепко окинул меня взглядом. Понимает, задета моя честь, я не могу отдать никого, кто находится под моим покровительством, без уважительных и для меня причин, однако же он на своей земле, к тому же выполняет прямой приказ своего герцога…
– Вы делаете серьезную ошибку, – произнес он жестко.
– Увидим чуть позже, – ответил я, – кто сделал ошибку.
Он замер от такой дерзости, оглянулся на своих, снова посмотрел на меня.
– Да вы понимаете… с кем говорите? Или не умеете считать?.. Вы видите, сколько нас?
– Я предпочел бы больше, – ответил я раздраженным голосом. – Мне приходилось разгонять и побольше всякого сброда! В одиночку. Моим орлам даже мечи не придется вынимать… Для вас, барон, судя по вашим манерам, достаточно будет плети.
Он начал багроветь, рука опустилась на рукоять меча. Граф Гатер, который следил за каждым его движением, вскричал ликующе:
– К бою!
Рыцари разом опустили копья, послышался металлический стук опускаемых забрал. Бобик зашел от меня с другой стороны и всмотрелся в барона Фрейтага. Тот бросил на него короткий взгляд, щеки чуть окрасились бледностью. Взгляд оставался полон решимости, но конь под ним мелко затрясся, захрипел, на губах начала расти пена, а ноги сами собой заставили тело попятиться.
За спиной барона Фрейтага рыцари продолжали выстраиваться в ряд. Копий у них не оказалось, что значит, передний ряд либо будет сбит на землю под копыта наших коней, либо погибнет в седлах, однако никто не дрогнул, вся вытащили мечи и вскинули над головами. Грозно и красиво заблистала обнаженная сталь.
Гатер повернулся всем корпусом ко мне.
– Ваша светлость! – вскричал он нетерпеливо. – Дайте приказ!
Я медлил, рука Фрейтага только поднялась к забралу, пальцы коснулись решетки и замерли. Он уставился на меня снова. Глаза сузились, похоже, на этот раз уловил насчет моей светлости.
– А кто вы?
– Я тот, – ответил я резко и уже со злостью, – кто задаст вам трепку и научит, как себя вести.
Он сказал быстро:
– Если вы герцог… то вы должны быть тем самым…
– …который убил Хорнельдона, – закончил я жестко. – Это вы хотели сказать, барон?
Он быстро кивнул, снова посмотрел на Адского Пса.
– Да, ваша светлость. Но если вы тот, то вы должны поддерживать законность, а не нарушать ее!
– Это вы нарушаете, – объяснил я строго. – Этот человек волей случая оказался под моей защитой. Да вы, судя по тому, с какой стороны приехали, знаете, как он оказался у нас… Вон за вашей спиной те, кто уже убегал от него… и от нас. В общем, он под моей защитой. И теперь я отвечаю за него. И не могу отдать просто так без всякого разбора его вины.
Он покосился на своих людей, там начались сдержанные разговоры, сказал с великой неохотой:
– Его светлость герцог велел схватить его и повесить. За тяжкое личное оскорбление.
Я покосился на Фонтане, тот ответил широкой улыбкой, но в руке уже держит обнаженный меч. Мои рыцари тоже заговорили, задвигались, к Фонтане обращались с вопросами, однако он молчал и только кивком указывал на барона Фрейтага.
– Схватить и повесить, – повторил я с удовольствием. – Наверное, за дело… И, видимо, очень тяжкое преступление? Все-таки он благородного сословия. Чтобы повесить дворянина, нужно, чтобы уж очень особое…
Я замолчал и смотрел на барона с понятным вопросом в глазах. Тот стиснул челюсти, говорить очень не хочется, но понятно уже, что по простому требованию не выдам даже преступника, случайно вползшего под мою защиту. Все формальности должны быть соблюдены, иначе урон моей чести лорда.
Он проговорил вынужденно и сквозь зубы:
– Он был близок ко двору его светлости. Он пользовался полным доверием! И чем отплатил?..
– Чем? – спросил я с интересом.
– Он обесчестил дочь герцога! – выпалил барон яростно. – Обесчестил и скрылся!..
Кто-то из моих рыцарей, что помоложе, заулыбались, их тут же одернули старшие, дескать, сейчас они такие, но скоро у них самих будут дочери, а как тогда будут себя чувствовать, пошло перешептывание, затем снова обратили взгляды в нашу сторону.
Я проговорил в раздумчивости:
– Обесчестил?.. Это недопустимо.
Барон сказал зло:
– Так в чем же дело?
– Обесчестить, – сказал я, – великое зло и преступление, которое должно быть беспощадно покарано перед людьми и лицом Господа. Однако должен быть суд, справедливый и… жестокий. Однако, как я понял, его ловят по личному приказу герцога…
Барон подтвердил с вызовом:
– По приказу его светлости герцога…
– …Фридриха Вильгельма Йозефа Хеббеля, – договорил я. – Знаю-знаю, у меня хорошая память. На все. Как на доброе, так и не очень. Но приказ герцога – это не суд.
Барон процедил:
– Что вы хотите сказать?
– Вы не поняли?
– Нет…
– Недопустимо, – сказал я, – использовать административный ресурс в личных целях! Мы не дикари вроде Эллады или Трои, где начинали войны из-за баб-с.
Краем глаза уловил, как вытянулось в недоумении лицо графа Гатера, как дико посмотрел барон Уроншид, поморщился Морган Гриммельсдэн, как вообще переглянулись рыцари. У всех на лицах вопрос: а из-за чего же тогда вообще воевать?
Барон Фрейтаг спросил с напряжением в голосе:
– Что вы этим хотите сказать, ваша светлость?
