Подбежал Гатер, молча подхватил под руку, я с трудом поднялся, подо мной широкие брызги выплеснувшейся при ударе крови. Стерлинг тоже взялся заботливо поддерживать с другой стороны, но где бы ни ухватился, становилось еще больнее.
Я отстранил, сказал злобно:
– А где заботливо уложенные мешки с сеном? Где навес торговой лавки? Что творится в этом мире?
Стерлинг спросил испуганно:
– А что, должны быть?
– А как же, – прохрипел я, ребра больно щелкнули, срастаясь. – Всегда, когда падают с такой высоты… Должно же быть объяснение…
– Сэр…
Он смотрел обалдело, уверенный, что от удара в моей голове все перемешалось.
Из башни выбежал барон Альфред Бриджстоун, закричал обрадованно и одновременно обиженно:
– Ваша светлость, вы уже здесь?.. Покажите и мне ту короткую дорогу?
Стерлинг посмотрел на Гатера, тот взглянул на Стерлинга, кисло поморщился.
– Я ему сам покажу.
Я прохрипел:
– Надо уходить.
– Почему? – спросил наивно Стерлинг.
– Будет погоня, – пояснил я. – Обещаю.
– Спасибо, ваша светлость, – сказал он то ли с сарказмом, то ли с таким ликованием. – Вы так обрадовали, что просто не знаю!
Все трое обнажили мечи, Стерлинг посматривал с опаской, наконец спросил очень осторожно:
– Если вы из окна леди Эмили… то вопросов нет, ваша светлость. Но если вдруг…
Он замялся, я сказал раздраженно:
– Да какая леди Эмили? Я настолько похож на дурака? Да знаю, что веду себя по-дурацки, но не всегда же?.. Дорогой барон, расскажите нашему новому другу, что за зверя вы увидели на месте нашего управителя Томаса Кемпбелла. Вернее, в его шкуре.
Стерлинг вздрогнул, перекрестился.
– Господи! А сам Томас?
– Откуда мне знать? – огрызнулся я. – Может быть, Томаса давно уже нет. Но эта тварь была просто невероятной. Наверное, соответствует по рангу нашему рыцарю-крестоносцу. И ничто на нее не действовало. Ни крест, ни молитва…
Стерлинг посмотрел на меня с вопросом в честных глазах.
– А… сталь?
– Сталь сработала, – огрызнулся я. – Но это грубо. Не должен герцог, как будто и не герцог вовсе!..
Барон Бриджстоун сказал честно:
– Кемпбелла я не видел, но слышал какой-то звериный вой… И вообще за мной будто гналась целая толпа демонов!
Глава 13
Из караульных помещений выскочили стражи, трое сбежали с крепостной стены. Явился Марсель в полных доспехах и тоже с обнаженным мечом. Граф Гатер, уловив мой кивок, быстро принялся вводить их в курс дела.
Марсель охнул, лицо посуровело.
– Жак, – велел он резко, – бери копейщиков, очисти башню.
Воин, которому он приказывал, сказал лихо:
– Будет сделано! Но, может, лучше дождаться, когда выскочат? Они же должны гнаться за его светлостью? И бароном?..
– Раз не показываются, – прорычал Марсель, – значит, замышляют… Быстро! До самого верха!.. Тибор и Сингер, расставьте караулы. Проверяйте всех, кто посмеет опустить на морду капюшон. Сразу рубить, если что, понятно?
Оба заверили:
– Понятно…
– Будет сделано!
Он взглянул на меня, лицо стало совсем суровым и нахмуренным, на лбу выступили мелкие капельки пота. Я ощутил опасную близость полуночи, а это та грань, когда мое темное нутро позволяет переходить линию Света и Тьмы или, скажем прямо, Добра и Зла…
– Бдите, – сказал я. – А я…
Холодная волна появилась слишком быстро. Я не успел ни удалиться, ни что-то и как-то объяснить, лютый холод пронзил внутренности, а в следующее мгновение голова закружилась, в глазах померкло, я обнаружил себя посреди холодной смрадной равнины, полной уныния и тоски, недалеко от блестящих от слизи руин циклопических зданий.
В небе висит, как молот над муравьем, страшная луна, слишком огромная для этого неба. Я нащупал серебряный крестик на груди, пальцы втиснули его в ладонь и сжались в кулак.
Ну хоть какую-то поддержку бы! И хотя вроде бы люблю все в одиночку, такой вот герой, но это больше рисуюсь, а так отчаянно нуждаюсь в ком-то, прикрывающем спину.
Воздух сырой, гнилостный, пахнет запустением и нечистотами. Серый ползучий мох скрыл все камни, я отчетливо вижу, как шевелятся ворсинки. Далеко-далеко в дикой тоске закричал зверь, нечто неживое в этом душераздирающем вопле, с другой стороны откликнулся такой же монстр и захлебнулся в судорожном кашле.
Я пробирался между руинами, часто с непривычки оскальзывался, в моем мире подошва крепко стоит на таком камне, а здесь почти всегда все покрыто толстым слоем слизи.
Мертвенный свет холодно и равнодушно отражается от мокрой поверхности камня. Я настороженно присматривался, непонятные строения тянутся справа и слева. То ли жилые, то ли давно заброшенные, от всех несет унынием, тоской и обреченностью, как от давно махнувших на себя рукой людей.
Я прислушивался изо всех сил, могильная тишина давит на уши. Даже в небе, где быстро бегут тяжелые лохматые тучи, абсолютно тихо, хотя у нас бы все сотрясалось от грома и грохота.
Только слабое чавканье под ногами, будто иду по нескончаемому болоту.
Я даже подпрыгнул, когда над головой раздался злой насмешливый голос:
– Люблю, когда мясо само приходит!
Голос явно женский, хотя злобы и ненависти в нем на десять демонов. Я выхватил меч и отскочил назад, в который раз подумав, что в Темном Мире мое чутье на опасность срабатывает далеко не всегда.
Спереди спрыгнули с темных уступов, загораживая мне дорогу, разукрашенные по всему телу татуировкой, совершенно обнаженные женщины.
В руках кривые мечи с широкими лезвиями, рукояти короткие, зато над эфесами поработал какой-то сумасшедший дизайнер, красиво, но крайне неудобно в бою. Такие мечи больше для устрашения, чем для реальной схватки.
Сзади послышались мягкие удары о землю. Я не стал оглядываться, понятно, такие же отрезают дорогу к отступлению. Сердце уже не стучит учащенно, как при входе в этот мир, а колотится в панике. Меньше всего хотелось бы драться с женщинами. Во-первых, женщин бить нельзя, это усвоено твердо, а если приходится драться, то должны как-то убиваться сами, ну там поскользнуться и упасть виском на острый камень, выпасть из окна или нечаянно убить одна другую, а я, даже весь израненный, должен только отступать и защищаться…
…во-вторых, женщина с оружием куда опаснее мужчины, потому что мужчина часто берется за меч из необходимости и еще потому, что от него этого ждут. Он как бы обязан, статус мужчины подразумевает некие мужские действия и поступки, потому с мужчиной всегда можно договориться. Если его победить в поединке – не ударит в спину, честь есть честь. Но если женщина берет в руки оружие, то жаждет драться, а уж зачем ей это: самоутвердиться или насладиться муками других – для меня неважно, это очень серьезные противники.
