Я ждал с замиранием сердца, мысль о переустройстве мира постоянно прерывалась тревогой: как она там, не обидел ли кто, и дыхание учащалось, а кулаки сжимались, как только я представлял, что ей нужна помощь.
В небе птицы появлялись часто, я следил взглядом за каждой, вдруг Иллариана прибудет в ином облике, но когда далеко-далеко блеснула розовая искорка, подобно солнечному лучу на морской раковине, сердце мое радостно екнуло.
Птица приближалась стремительно, снизилась сразу, не делая кругов. Я раскинул руки, она сразу ринулась мне в объятия. Я готовился ухватить птицу, но на грудь мне упала запыхавшаяся Иллариана.
– Как же ты… быстро, – только и выдохнул я.
– Быстро вернулась?
– Нет, ты отсутствовала целую вечность, – возразил я обвиняющее. – Мне завидно, как сразу в человека? Невероятно.
– У нас была долгая практика, – ответила она с легким смехом. – От этого зависели жизни. Кто не успевал…
Ее лицо помрачнело, она закусила губу, заново переживая гибель миллионов сородичей, что не умели так быстро уходить от опасности и потому… отсеивались.
– Это все позади, – сказал я горячо и прижал ее к груди. – Нужно жить будущим.
– Ты очень хороший, – произнесла она тихо. – Ты замечательный. Я чувствую, как ты хочешь помочь…
– Я и помогу!
Она вздохнула.
– Как? Это не крепость захватить.
Я сказал с наигранной обидчивостью:
– Я умею захватывать не только крепости! И не только… захватывать. Все получится, Иллариана. Я для тебя мир переверну!
Мы на открытой площадке, легкий ветерок играет ее золотыми волосами, но Иллариана зябко поежилась, как мне кажется, совсем не от ветра.
– Ты меня пугаешь… Вообще ты чудовище! Что ты со мной делаешь?.. Только чуть отдалилась от тебя и уже тоскую!.. Ты злой и сильный маг, да?
– Любовь, – сказал я тупенько, – и есть магия. Так что я, да, маг.
– Мы будем жить счастливо, – пообещала она с жаром, – и умрем, как говорят у вас, в один день!.. Или будем жить вечно и никогда не умрем!.. Или проживем тысячи лет, а если наскучит – умрем в один день. Все будет, как ты хочешь.
Я поцеловал ее в макушку и прижал к груди.
– Все будет, как хочешь ты.
– Правда?
– Ну конечно.
– Тогда будем жить вечно.
– Будем, – согласился я совершенно серьезно, – столько дел… Даже вечности не хватит, чтобы все переделать! А почему твои сородичи всегда в сторонке? Я не кусаюсь, хоть и плотоядный. Меня могли бы не опасаться.
Она посмотрела мимо меня в уже темнеющее небо, вздохнула так тяжко, что у меня кольнуло в груди.
– Боятся. Жизнь приучила, что выживают только те, кто боится и всего избегает.
Я пробормотал:
– Ну, вообще-то есть и другой путь…
Она прижалась ко мне, крепко-крепко обхватив руками, такими нежными и тонкими, спрятала лицо на груди.
– Если бы ты знал, – прошептала она, – как я иногда тебя боюсь!.. Именно за этот ваш другой путь. И почему я, дура такая, тебя безумно люблю?
Я подхватил ее на руки и пошел вниз, стараясь не задевать ее ногами близкие стены башни.
На выходе все еще яркое солнце, бьет в глаза прямо от горизонта, в небе ни облачка. Челядь и охранники смотрят со стыдливыми улыбками, а у рыцарей рожи расплываются в полном довольстве.
Навстречу поспешил граф Гатер, закричал ликующе:
– Прибыл гонец! Отряд воинов, что я вызвал, уже в трех днях пути! Там тридцать рыцарей и двести тяжеловооруженных всадников!
Я не дал брыкающейся Иллариане вырваться, прижал к себе и ответил патетически:
– Прекрасно! Как только прибудут, все сможем отправиться в Сен-Мари и вторгнуться в Гандерсгейм! А свои дела в Альтенбаумбурге постараюсь завершить за это время.
– Слава Богу, – сказал граф Гатер патетически.
Иллариана спрятала лицо на моей груди, словно так вот граф и другие не увидят ее на моих руках. Под их одобрительные улыбки я занес ее в донжон и не выпускал из рук, пока перед нами не распахнули двери в мои покои.
– Вот мы и снова дома, – сказал я и бережно усадил ее в кресло. – Это твой дом, твоя крепость. И никто не посмеет тебя обидеть! Здесь все готовы умереть, но защитить тебя.
Она судорожно вздохнула.
– Вот это и необычно… Мои этого не могут понять. Нас никто никогда не защищал, только убивали.
– Лучшая защита, – сказал я бодро, – наступление. А сдачу надо давать заранее! Чтоб уважали. В этом мире позицию можно утвердить только силой.
– А убеждением?
– Убеждения, – сказал я с уважением, – самая страшная сила! Всесокрушающая. Убеждения не признают никаких доводов, противоречий, переговоров… К счастью, убеждения у нас тоже есть.
Она вздрогнула, жалко улыбнулась и сделала движение ринуться ко мне и спрятаться на груди, но застеснялась и осталась в кресле, только сжалась и подтянула зябко задние лапки.
Слуги быстро расставили по столу посуду, неслышно исчезли. Уже как-то знают, что я могу и сам наполнять тарелки. Подсматривают, наверное.
Иллариана слабо улыбнулась.
– Снова будешь меня кормить?
– Точно, – ответил я лихо. – Как еще выразить свою любовь и заботу? Только так, ах-ах, оно ест, ест!..
– Хорошо, – согласилась она неожиданно, – я в самом деле не удержусь. У тебя здесь столько необычного, волшебного… А что это?
Она смотрела поверх стола и пока еще пустых бокалов, там на свободном кресле тяжело свисает со спинки мой пояс, как и вообще вся одежда. Слуги быстро усвоили мою барскую причуду разбрасывать одежду там, где снял, и передвигать не смеют, вдруг это нечто ритуальное.
– Что у тебя там?
– Пояс, – ответил я.
– А в поясе?.. Я чувствую.
Я пожал плечами.
– Да много чего в кармашках. Начиная от монет и заканчивая… А-а, ты, наверное, о Камне Яшмовой Молнии?
Она проговорила тихохонько:
– Я не знаю, как его называете вы, но это очень опасная вещь. К счастью, ими могли управлять только те, Первые.
– А что о них знаешь ты? – спросил я с любопытством. – Признаюсь, мне он достался достаточно легко. И вроде бы обхожусь без этой штуки. Я вообще по жадности нахватал, как запасливая ворона, столько всего, что и не успел разобраться даже с частью, как все снова отобрали. Ты же знаешь, это жизнь…
– Вообще-то нет, – ответила она. Я взглянул удивленно. Она пояснила: – У нас всегда была своя жизнь. А какая она вообще для других… Но это хорошо, что не знаешь, как раскрыть этот опасный Камень. Только Первые могли высвобождать запертую в нем силу. Как, не знаю… Но если вдруг как-то суметь это сделать… этот Камень, как вы его называете, сожжет весь мир!
