Навстречу бросился новый управитель, Артур Шницлер, собранный, всегда настороженный, с недоверчивыми глазами, он показался мне смахивающим на трудоголика, знаю такую породу, потому и определил его на замену Кемпбеллу.
Шницлер чист, я просмотрел его внимательно, эдакий хозяйственник, которому любая идеология абсолютно неинтересна.
Сейчас он поклонился и уставился на меня немигающими глазами.
– Ваша светлость…
– Говори, – сказал я нетерпеливо.
Он сказал торопливо:
– Есть вариант, как лучше упорядочить доставку продовольствия в Альтенбаумбург…
Я буркнул:
– Ну и?..
Он ответил с почтительным поклоном:
– Не желаете ли одобрить или отвергнуть?
Я оглядел его с головы до ног с некоторым подозрением. Да что они, мелькнула злая мысль, сговорились все? Когда вся эта мелочевка осточертела хуже горькой редьки, всегда наваливается все это, когда совсем некогда…
Другую мысль, что это совсем не мелочевка, я тут же придушил, нельзя отвлекаться, какой из меня политик, если буду вот так… Разве что районного масштаба, а я-то понимаю, что и королевством могу рулить не хуже других. Насчет лучше, еще не знаю, могу наломать дров, но силы из меня прут, а что дури много, так ее у всех хватает, и моя дурь рядом с другими дурями совсем даже мудрость…
– Послушай, Артур, – проговорил я медленно, – если сам не решишь такую мелочь, то что вообще можешь?
Он сказал виновато:
– Но его светлость покойный герцог такие вопросы изволил решать лично…
– Покойному больше делать нечего было, – изрек я. – С моим появлением все повышены в… положении.
– Ох, ваша светлость!
– Что, не нравится?
– Я так не сказал, ваша светлость…
– Ты вот, – сказал я, – будешь решать то, что решал герцог, а я буду решать вопросы мироздания.
Он рискнул раздвинуть губы в улыбке.
– Как Господь Бог?
– Точно, – одобрил я. – Он создал нас себе в помощь!.. И пока управляет вселенной, нам поручил ее крохотный уголок – Землю. Так что давай не трусь. Ты здесь уже двадцать лет, должен знать, что и когда. И как кому.
Он снова поклонился.
– Да вроде бы знаю, ваша светлость. Но…
– Ответственность страшит? – сказал я понимающе. – Тогда подумай, каково мне?
Он отступил и удалился, но в дверях оглянулся и взглянул на меня уже совсем другими глазами. Неужели думал, что быть герцогом – это только пить, жрать да служанок таскать в постель? Думаю, даже у Хорнельдона был не такой уж разгульный образ жизни, как думают наивные.
Я разговаривал, решал какие-то вопросы, отдавал приказания, мне казалось, что прошла масса времени, хотя за окнами все тот же ясный летний вечер, когда солнце давно скрылось за краем земли, а на земле еще странный таинственный свет…
Когда я вбежал в комнату, Иллариана все так же сидит в кресле, жалобная и сиротливая. При моем появлении вскочила и бросилась мне на шею.
– Наконец-то! Я уже соскучилась.
– Я тоже, – признался я.
Она обхватила меня руками, прижалась так крепко, словно старалась втиснуться в меня.
– Тебе надо возвращаться, – произнесла она со вздохом. – У вас там война, а ты примчался сюда! Зачем?
– Хотел на себя посмотреть издали.
Она мягко улыбнулась, принимая шутку, но в глазах осталось вопросительное выражение.
Я переспросил:
– Вернуться во Флорендж? К королю Херлуфу?
Она покачала головой:
– Ты же знаешь, о чем я. Вернуться к своим людям в Сен-Мари. Ты сам говорил, они уже перешли границу того… Гандерсгейма, так? Первые отряды вступили, по твоим же словам, в бой. Или скоро вступят. Без тебя, хотя все еще ждут.
Я ощутил укол совести, но тут же отмахнулся.
– По сути дела, если совсем уж трезво, я там не очень-то и нужен. Грамотно вести войну мои полководцы умеют лучше меня. Доблестный Макс прекрасно опробовал тактику защиты от вражеской конницы, он ее обязательно усовершенствует и будет применять все чаще и ширше. Граф Ришар не забудет во всех городах строить крепкие ворота и оставлять гарнизоны для защиты. Другой стратегии и не нужно.
Она сказала так же невесело:
– Но ты должен быть там.
– Почему?
– Ты – знамя, – объяснила она. – Когда тебя видят, все сражаются лучше. Идут за тобой.
– Ерунда, – ответил я польщенно. – Пусть привыкают обходиться без стимуляторов. Иди ко мне, лебедушка!.. Или ты журавлик?
Она мягко улыбнулась.
– Ни то, ни другое. Я…
Как ни вслушивался, но некоторые словечки долунных людей все-таки за пределами расшифровки. Наверное, из-за того, что они уже не совсем люди.
– Драгоценнейший осколочек древнего мира, – сказал я. – Драгоценнейший… Я постараюсь тебя сохранить, лапушка. И никакому Темному Миру до тебя в моем замке не дотянуться.
Она вздрогнула.
– Не говори так. Они медленные, но упорные. И всегда добиваются своего. Видишь, уже и в твой замок пробили брешь…
Я натужно улыбнулся, хотя внутри нарастает холод, за окном недобро блистают холодные звезды, серебрятся инеем вершинки деревьев. Полночь приближается и приближается, ничем не остановить. Приближается гораздо быстрее, чем мне бы хотелось.
– Тогда, – сказал я с мужеством отчаяния, – придется прибегнуть к самым крайним формам цензуры.
Она переспросила удивленно:
– К чему-чему? Это как?
– Вычеркнуть лишнее, – объяснил я. – В смысле перебить их всех.
Она мягко улыбнулась.
– Во-первых, не получится.
– Почему?
– Там целый мир!
Я двинул плечами.
– Миры тоже гибнут.
Она покачала головой.
– Лучше подумай, как закрыть ту щель. Сюда уже проникло несколько мерзких тварей. А будет хуже.
– Закрыть щель? – перепросил я. – Хорошее решение. Обычно так и делают. Да-да, я такое сотни раз видел… в своем срединном. Там эти порталы со всех сторон. Их закрывают-открывают-закрывают… С той стороны открывают, с этой закрывают… и так без конца. Нравится, видимо. Сам процесс нравится, а результат им не важен. Увы, я не они, я человек окончательных решений. А в этом случае ты мне сама подсказала…
Она в удивлении даже отстранилась.
– Я?
– Да, мое счастье, – сказал я. – Камень Яшмовой Молнии!.. Говоришь, нужно всего лишь сказать некое волшебное слово? Какое?
