– Это я не могу терпеть, – сказал я и, повернув Зайчика, ринулся к месту схватки.
Кольцо рыцарей сжималось вокруг отряда варваров с каждой минутой, Я подскакал к тесному ряду тяжелых конников, через которых еще надо протиснуться вперед, как раз в момент, когда удачно брошенный молот ударил вождя в лоб. Он покачнулся и остановился, тряхнув головой, глаза затуманились на миг, но в следующее мгновение взревел оскорбленно и снова поднял над собой огромную палицу.
Однако этого мгновения оказалось достаточно: сразу три короткие пики вонзились в его бока. Он закричал страшно, двинулся вперед, увлекая за собой соратников и нанося страшные удары, сумел выбить из седла еще троих, затем его колени подломились…
Я еще услышал его хриплый крик:
– Вперед!.. Убьем Ричарда…
Воодушевленные рыцари и латные ратники с еще большей яростью стиснули кольцо, а из варваров словно выдернули стержень: начали отбиваться кое-как, уже смирившись с неизбежностью смерти.
Я повернул коня, Боудеррия посмотрела на меня с удивлением, но тоже пустила своего следом. Мы поднялись на холм, граф Ришар сказал с сожалением:
– Обилие плодов клонит ветвь книзу, пышный хвост замедляет походку павлина, быстроногого коня стреножат.
– Гм, – сказал я, – растолкуйте, граф. А то я что-то сегодня туповат.
– Вот так сами достоинства причиняют зло, – пояснил он. – Вредят! Будь эти герои не так отважны и горды, либо убежали бы и сохранили жизни, либо сдались бы… Таких отважных воинов мы бы только угостили вином и постарались склонить на свою сторону..
– Дураки, – согласился я. – Вообще, среди ненавистных качеств врага не последнее место занимают его достоинства, не так ли?
Он хмуро усмехнулся.
– Увы, так. Но мы, рыцари, должны ценить доблесть и в противнике.
– Должны, – согласился я. – Должны, да.
На поле боя священники и лекари торопливо обходят раненых, одних торопливо перевязывают, других причащают, мои алхимики лечат своими способами, но если тяжелораненый приходит в себя и выказывает признаки выздоровления, священник старательно смотрит мимо, потом разберемся, а пока все мы в одной лодке.
Я выехал на место самых ожесточенных схваток, спрыгнул на землю и тоже пошел, высматривая тех, кто даже при хорошем лечении точно не дотянет до ночи.
Они открывали глаза, провожали меня взглядами, я медленно шел по залитой кровью земле, постепенно нарастает слабость, холодок начинает проникать даже в кости.
В сторонке заметил целый вал трупов варваров, а в середине фигура в доспехах, наполовину завалена полуголыми трупами. Почти все рассечены так страшно, что никому второго удара уже не потребовалось, рукоять чудовищных размеров секиры прикрыта когда-то белым плащом с красным крестом.
Пока я делился частичкой жизни с ранеными, двое священников вытащили там доблестного воина, это оказался массивный гигант, весь в железе, широкий и со вздутой грудью.
С него сняли шлем, оттуда освобожденно выплеснулась бородища, я с изумлением смотрел в лицо героя, узнавая эти грубые черты, словно вытесанные каменотесом из гранитной глыбы, эти широченные плечи.
Священники что-то говорили ему, один начал суетливо протирать мокрой тряпкой лицо раненого, тот прорычал что-то грубым и бухающим голосом, словно за его спиной кто-то бьет в огромный барабан, скривился.
Я крикнул:
– Бернардище!.. Тебя помяло сильно?
Он скорчился, монахи приподнимают, усаживая, он рыкнул:
– А не видно?
Я сказал подбадривающе:
– А представь себе, дружище, каково сейчас тому усатому, которому ты засадил топором между ног?..
Он повернул ко мне бледное лицо.
– И как он?
– Еще жив, – утешил я. – Верещит, как придушенная бревном свинья.
Он сказал с облегчением:
– Фу-у, даже болеть перестало. Да, я ему крепко врезал…
– Даже, – сказал я, – если бы он выжил, уже не смог бы… ха-ха… жениться.
Он совсем повеселел, приподнялся на локте.
– По-моему, у меня уже и не так уж болит… Пойду посмотрю, что там с конем…
– Лежи, – сказал я, – сейчас закончу с сэром Перкинелем, потом с Вудянгом, а затем и к тебе подойду. Чтоб не сказали, что сперва к ближайшим дружкам бегу.
Он хмыкнул, но я видел по его грубому лицу, что польщен. Многие забывают тех, с кем начинали, я не только не забыл, но и сам напоминаю.
– Помнишь, – сказал я, – в прошлый раз я говорил, что быть тебе человеком благородных кровей и основателем длинного аристократического рода? И все виконты, бароны, графы и герцоги будут с гордостью говорить, что ведут род от легендарного Бернарда, которого за великие подвиги какой-то там тогдашний местный лорд прямо на поле битвы возвел в рыцарское сословие?
Он смотрел с недоверием, я закончил с предыдущими ранеными, подошел к нему, сперва возложил руки и залечил раны, достаточно серьезные, а затем сказал властно:
– На колени, Бернард!
Он с неохотой опустился на колено, я вытащил меч и ударил плашмя по плечу.
– Пусть этот удар будет последним, который ты стерпишь!.. Возвожу тебя в рыцарское достоинство, сэр Бернард, и возлагаю на тебя все обязанности, что неразрывно связаны с благородным сословием: ты должен защищать церковь, женщин и детей, имя твоего сюзерена, заботиться о крестьянах в своей деревне… а она будет, обещаю со всем злорадством, также ты должен справедливо разрешать их споры…
Он все больше распахивал глаза, а нижняя челюсть, тяжелая, как обломок скалы, медленно отвисала.
– Еще ты должен, – продолжил я неумолимо, – бдить и защищать…
Он сказал умоляюще:
– Ваша светлость, а может, пощадите… ну, в память о нашем славном походе к осажденному Зорру? О тех светлых днях?..
Я неумолимо покачал головой.
– Нет. Хороших людей много, если верить церкви, но встречается их почему-то мало. И теперь мы с тобой видим почему. Смирись, взрослей, прими то, что в твоем положении есть и некие малозаметные преимущества…
Он спросил с надеждой:
– Какие?
Я долго добросовестно думал, наконец сказал обрадованно:
– Право первой брачной ночи!
Он скривился.
– Всего-то? Действительно, малозаметное. Я должен возиться с какими-то визжащими, брыкающимися и царапающимися дурами, да еще считать это привилегией?.. Не-е-ет, сэр Ричард, это не по мне.
Я грозно раздвинул плечи, глаза мои метнули молнию, а голос прогремел, как гром из близкой тучи:
– По законам военного времени, сэр Бернард, вы принимаете все, что велит ваш сюзерен! Или чем одарит. И вообще подумайте о всем том длиннейшем генеалогическом древе, весьма разветвленном, что будет гордиться своим происхождением! Вы хотите всех их вот прямо щас просто убить?
