Она прямо посмотрела на меня.
– Мне повезло?
Я кивнул.
– Конечно, по праву победителей тебя должны бы изнасиловать победители, как это водится… но, учитывая, что тебя захватил я, то и насиловать придется мне.
Она сказала мрачно:
– Что-то мне совсем не кажется, что так уж повезло.
Я пожал плечами.
– Смотря чего ждать. Но вообще-то я могу уступить эту честь другим. Что-то устал для этих насилий. Мне бы пожрать сейчас… Ладно, будь здесь и никуда не выходи. Обрадуем солдат!
Она промолчала, я отвернулся и направился к выходу. Когда уже взялся за дверную ручку, услышал ее голос:
– Сэр Ричард…
Я оглянулся, принцесса стоит на том же месте, бледность лица сменилась жарким румянцем.
– Да?
Она проговорила едва слышно:
– Я бы предпочла, чтобы насиловали меня только вы…
Я поморщился, поколебался, но правитель должен быть чутким к просьбам подданных, и я сказал со вздохом:
– Хорошо, я склонен удовлетворить ваше прошение.
Дверь приоткрылась, телохранитель сказал виновато:
– Граф Ришар ранен, командование принял сэр Альвар Зольмс.
– Он же рубака, – вырвалось у меня, – а не стратег!.. Эх…
– Кони ждут вас прямо в холле, ваша светлость!
Я обернулся к принцессе, она смотрит большими честными глазами и нервно теребит в руках платочек.
– Если кто-то придет, – сказал я ей строго, – и заявит о своих правах, так ему и скажите, кто не успел, тот опез… опоздал, в смысле. Дескать, вы – моя добыча.
Она опустила голову, я выбежал, телохранители рысью помчались за мной, как стадо туров в стальной броне. Некоторые съехали по перилам или прыгали вниз, так обогнали меня и первыми вскочили в седла.
Мы выметнулись гремящей и топочущей лавиной. По суете среди наших воинов и некоторой растерянности я сразу сам определил, куда отнесли Ришара, повернул туда Зайчика.
Дом городского совета, ладно, он чист, в том смысле, что ни одного местного, кроме наших, что снуют по холлу и коридорам с окровавленными тряпками, там же лекари и бледные священники с истовыми лицами и судорожно зажатыми в руках крестами. Я заметил даже пару магов, которых священники старательно не признают за магов.
Я ворвался в комнату, как буря, распихивая народ. Ришар с непокрытой головой лежит на ложе на боку, подогнув ноги, потом я понял причину такой странной позы: из спины торчит металлическое оперение стрелы… а зазубренное острие на ладонь высунулось из груди!
Дыхание вырывается с хрипами, кровь течет изо рта тонкой слабеющей струйкой, лицо смертельно бледное от потери крови.
Я упал на колени и торопливо опустил ладони на голову и на грудь. Легкий холодок в пальцах, признак, что граф уже умирает, я сосредоточился, сказал в пространство:
– Стрелу… вытащить!
За моей спиной охнули, кто-то сказал торопливо:
– Наконечник… все порвет унутри…
– Так он тоже умрет, – возразил я. – Делайте!
Молодой священник возразил:
– За кузнецом уже послали. Он срежет острие.
Остальные молчали, но чувствовалось, что на стороне осмелившегося возразить священника.
Я заколебался, но тут послышались возбужденные голоса, в шатер ввалился огромный кузнец, сразу же ринулся к нам с огромными клещами, захватил острыми стальными зубцами шейку стрелы у самой груди.
– Не перекусить, – сказал я с сожалением. – Пилить надо.
Он даже не удостоил меня взглядом, кивнул ближайшему знатному рыцарю:
– Держи клещи!
Тот послушно ухватил, а кузнец вытащил из сумки две трубы, надел их на ручки, увеличивая длину рычага, и сказал лорду, как своему подмастерью:
– Все, теперь дави!
Я видел, как напряглись могучие мышцы вельможи, все затаили дыхание. В полной тишине раздался сухой треск, из груди Ришара остался торчать блестящий срез стального прута.
Кузнец вынул из пасти клещей острие стрелы и покачал головой.
– Закаленная сталь… такую не попилишь… И размер… гм… это не на человека готовили…
Священник, не дожидаясь команды, осторожно потащил стальную стрелу за оперение. Все снова задержали дыхание, когда из раны начало появляться залитое кровью орудие убийства, и разом с облегчением вздохнули, едва блеснул свежий срез на месте откусанной клещами головки зазубренной стрелы.
Я прижимал ладони к голове и груди, лицо Ришара чуть порозовело. Второй священник надо мной сказал негромко:
– Все, будет жить.
– Этого мало, – ответил я так же тихо. – Мне нужно, чтобы он уже сегодня был на ногах.
– Сегодня не будет, – ответил священник, – но завтра… да. Даже в седло поднимется, обещаем.
Я посмотрел в его бледное изможденное лицо.
– Точно?
– Мы тоже умеем возвращать силы, – ответил он, – верой и молитвой. И уже многим вернули.
– Себя не загубите, – предостерег я. – Главные битвы еще впереди!
В городе резня переместилась с улиц в дома, там слышны крики, как испуганные, так и торжествующие, нам с сэром Норбертом навстречу несся мальчишка лет пяти и лихо размахивал деревянным мечом.
Когда он задел сэра Норберта по коленке, тот придержал его за плечо, развернул и указал на меня.
– Будь любезен с людьми, – произнес он наставительно, – пока не станешь майордомом или хотя бы гроссграфом. А потом уже люди будут любезны с тобой.
Я спросил недовольно:
– Что, слишком задираю нос?.. Сопли видно?
– Нет, – ответил он с его суровой объективностью, – не видно.
Я сказал хмуро:
– Тогда можно. Даже нужно. Это знак величия и благородной породы.
Он отпустил озадаченного ребенка, тот понесся вдоль улицы с воинственным кликом, меч в поднятой руке.
– Циник вы, сэр Норберт, – сказал я с упреком. – А еще говорят, что вы никогда не молитесь!
– Ну, – ответил он после затяжной паузы, – делаю это, скажем, редко.
– Почему?
– Предположение, – сказал он, – будто Господь отвлечется от дел мироздания, чтобы подарить мне для коня расшитую гербами попону красивше, чем у коня соседа, настолько неправдоподобно, что я не принимаю его всерьез.
В городе за ночь наши строительные бригады, уже поднаторев на однообразной работе, быстро заложили брешь в стене и навесили ворота. Мне в качестве гарнизона пришлось оставить с полсотни пеших ратников.
Наутро конная армия снялась, как один человек, и двинулась, пренебрегая извилистыми дорогами, по прямой в глубь Гандерсгейма, ибо победу нужно ковать по горячим следам.
