Сьюманс слушал доводы, хмурился, вздыхал, наконец проговорил с некоторым усилием:
– Сэр Ричард, я уже признал вашу власть над Гандерсгеймом. Но другие маги вас не знают…
– Так познакомимся!
– А если не захотят? – спросил он. – Это я вижу и потрясен вашим стремительным и опасным прогрессом, вашей безумной скоростью, от которой, вижу, вам самому не по себе… и которая завершится так страшно…
Он умолк, спохватившись, но я уже насторожился, быстро спросил:
– Что меня ждет? Что вы увидели?
Он закрыл глаза, с минуту то ли отдыхал, то ли придумывал, что и как сказать мне, тупому, но сильному.
– Ничего конкретного, – ответил он наконец. – Меня только краешком коснулось ощущение исполинского краха… И даже мелькнуло странное видение из ваших мифов насчет… какого-то сверхчеловека, что явится и увлечет за собой народы ложным учением, но будет повержен в результате страшной битвы всех народов…
Я вздрогнул, смертельный холод пронизал меня от макушки до пят. Губы застыли, как на лютом морозе, я прошептал с трудом:
– Пришествие Антихриста…
Сьюманс помолчал, а когда заговорил, голос звучал устало и совсем разбито:
– Что вы хотите сказать Великим Магам?
– Предложить сотрудничество, – ответил я, все еще во власти тягостных дум о своем неминуемом поражении. – Они великие умы, я признаю. Сокрушить меня у них теперь не получится, а обмен ударами просто глуп для умных и взрослых людей.
Он лежал с закрытыми глазами, голос прозвучал совсем тихо:
– Сокрушить вас не получится… а совсем недавно вы даже тени их боялись, сэр Ричард. Вы набираете мощь быстро, очень быстро. Даже слишком!.. Я всегда относился к вам с симпатией, но сейчас, скажу честно, я даже рад вашему будущему и неминуемому падению… Вы – опасны.
Я помолчал, во мне и так дерутся страх и упрямство, наконец я заставил себя проговорить холодно и отстраненно:
– Давайте вернемся к встрече.
Он шепнул:
– Я знаю магов.
– Что они скажут?
– Откажутся, – ответил он. – С пренебрежением. Но когда я начну настаивать и рассказывать о вашей неимоверно возросшей за последнее время силе… они заинтересуются.
– Тогда…
Он покачал головой.
– Нет. Не настолько, чтобы лететь сюда. Но я могу их уговорить прийти в башню Селенга или Фобоса. Они самые любопытные и достаточно гостеприимные.
Я поморщился, но сказал с усилием:
– Хорошо. Если там не будет каких-то ловушек, капканов и прочей ерунды…
Он укоризненно покачал головой.
– Сэр Ричард, это Великие Маги!
– Хорошо-хорошо, – сказал я. – Если не унизятся до ловушек, то и я приду с чистым сердцем и чистыми дланями. Длани – это то же самое, что у простых людей руки. Когда вы сможете их собрать?
– Уговорить, – поправил он.
– Уговорить, – согласился я. – Кнутом, пряником, хитростью, лестью, обманом… это все неважно. Главное, чтобы собрались.
Запахи большого скопления людей ощутил даже раньше, чем с высоты увидел лагерь, у птиц не только зрение получше, но и обоняние, во всяком случае, у птеродактилей.
Я долго кружил в высоте, все старался свистнуть, наконец издал некий сиплый звук, как насквозь ржавая труба, потом еще и еще, все ближе и ближе к моему свисту, наконец увидел далеко внизу, до предела обостряя зрение, как заинтересованно вскинул голову черный пес и начал нечто высматривать в небе.
Чуть позже от коновязи рванулся черный конь, отбрыкнулся от попытавшихся схватить за повод. Я торопливо начал снижаться, выбрав лощину слева от лагеря, ничем не примечательную, да еще и отгороженную невысокой каменной грядой.
Когда я снизился, они оба уже были там, угадав место приземления. Зайчик прянул ушами, но даже не вздрогнул, когда рядом приземлился крупный птеродактиль. Бобик, напротив, напрыгнул и, больно прижав крыло лапами к земле, настойчиво уговаривал поиграть, побегать, поскакать.
Я перетек в личину человека, вроде бы получается еще быстрее, чем раньше, хотя минута беспамятства все еще есть, а может, уже секунда.
– Заждались, морды? Или без меня в карты играли?
Зайчик подставил бок, а Бобик тут же ринулся вперед, уже угадывая, что вернемся к войску. Арбогастр набрал скорость, стараясь нагнать, ветер заревел в ушах, начал драть за волосы, но сразу же все закончилось, мы оказались на окраине лагеря.
Стража бросилась навстречу, готовая выполнить любое приказание, я помахал рукой и сказал победно:
– Гандерсгейм наш!.. Разведка докладывает, что еще земли четырех племен можно занять без особого сопротивления со стороны местных жителей.
На это ответили обрадованным «ура», нас окружили толпой и бежали так, счастливые, ибо воевать хорошо, но грабить завоеванное еще лучше. И как-то приятнее даже, слава тебе, Господи, что мы на стороне кто, а не кого.
У шатра я оставил Зайчика, Бобик напоследок лизнул мне руку и, виляя хвостом, попросил разрешения сбегать к кухне и проверить, не пережарилось ли там мясо.
– Беги, – разрешил я. – Что без твоего надзора бы делали!
Он унесся счастливый, Зайчика увели, оруженосцы предупредительно держат передо мной полог шатра распахнутым. Я вошел, чувствуя себя смертельно усталым, разговор со Сьюмансом вымотает кого угодно. Сколько бы у него ни оставалось магии, но меня стереть с лица земли все-таки можно, если бы догадались, как это сделать.
Оруженосец, все еще держа полог приоткрытым, спросил со всей почтительностью:
– Велеть подать вина?
Я отмахнулся.
– Вино всегда мстит.
– Ваша светлость…
Я оглянулся на растерянное и сконфуженное лицо.
– Запомни, когда я один – вина никогда не подавать. Один не пью! Да и в компании не пил бы, если бы можно было. Будем считать это ритуалом, что не скоро исчезнет… Пригласи графа Ришара с картой. Еще велю отыскать сэра Альвара Зольмса и Арчибальда Вьеннуанского и, если еще не отбыл, графа Генриха Гатера.
Он сказал торопливо:
– Тогда что-то подать к трапезе?
Я отмахнулся.
– Не нужно.
По ту сторону тонкой стенки шатра слышалось сдержанное шевеление, это телохранители занимают позиции, слышится приглушенный звон доспехов.
Я прошел к столу, плюхнулся в легкое кресло. До прихода моих военачальников нужно хотя бы начерно прикинуть, что и как скажу Великим Магам, чтобы если не перевербовать, что было бы здорово, то хотя бы нейтрализовать…
За шелковой стеной послышались голоса, мне показалось, что оруженосец чем-то смущен и пытается чему-то воспрепятствовать, но женский голос звучит уверенно и властно.
