Глава 7
Гости
— Трой!.. Тро-ой!
Звонкий девичий голос далеко разнесся по лесу. С десяток косуль, мирно кормившихся на уютной солнечной полянке, вскинули головы и, на мгновение замерев, пришли в движение, не больно торопливо, но все-таки довольно споро устремившись в лесную чащу в направлении, противоположном тому, откуда прилетел голос. Не успела последняя косуля скрыться за густой листвой, как над поляной раздался густой хлопок тетивы. Косуля суматошно вскинулась, отчего все ее сородичи мгновенно порскнули вперед, будто листья, поднятые резким порывом ветра, но косуля сумела сделать только один прыжок. А затем ее ноги подогнулись, и она, тоскливо замычав, опрокинулась на бок. Пару мгновений косуля еще пыталась приподнять голову, увенчанную тонкими, изящными рожками, потом вздрогнула всем телом и обессилено замерла. Некоторое время ничего не происходило, но вот в густой траве промелькнула узкая, хищная тень, и в следующее мгновение в горло поверженной косуле впились острые зубы.
— Трой! Выходи немедленно! Тебя староста зовет!
Высокий, широкоплечий крепыш, возникший на краю поляны практически из ниоткуда, заслышав очередной призыв, сердито поморщился.
— Вот суматошница! Чуть всю охоту не спортила.
Каррхам, чей сивый оттенок шерсти наводил на мысль о его необычайном для каррхамов долгожительстве, на мгновение оторвался от пожирания еще теплого лакомства и понимающе рыкнул что-то на своем языке. Крепыш в ответ кивнул головой.
— Вот я и говорю…
— Трой! Ну где же ты, негодник?!
Трой сокрушенно вздохнул.
— Ну ладно, пошли, а то ведь все равно не угомонится.
Каррхам нехотя оторвался от пиршества и вновь что-то проворчал на своем языке. Наверное, в очередной раз повторил то, что он думает об абсолютно дурацкой человеческой манере давать своим самкам совершенно излишнюю и вредную для здоровья и психики обоих полов свободу действий. Но на этот раз Трой ничего не ответил, а лишь тяжело вздохнул и, нагнувшись, одним движением вскинул на плечо тушу убитой косули. В этот момент кусты на другой стороне поляны зашевелились и оттуда выбралась юная девушка в коротком, чуть ниже колен, домотканом платье и крепких сапожках.
— Трой, ну как тебе не стыдно? Я кричу-кричу, а ты… о-о, ты убил косулю?
— Да уж не благодаря тебе, Селия, — сердито проворчал парень и, движением плеча поудобнее устроив тушу, бросил уже несколько спокойнее: — Пошли уж, чего стоять-то.
До деревни они добрались через час. К тому моменту, когда они пересекли ворота, от Троя валил пар, но за все это время он ни разу не сбавил шаг и не остановился передохнуть. Рргыхнак за полсотни шагов до частокола, в очередной раз проворчав что-то насчет тупости человеческих самцов, предпочитающих поражать самок не успехами в охоте и размерами своего детородного органа, а собственной глупостью (отчего Трой, едва ли не единственный во всей деревне, кроме Ругира, выучившийся языку каррхамов, густо покраснел), свернул в сторону кузни. Несмотря на то что старый вождь каррхамов жил вместе с Троем уже три зимы, в деревне к нему до сих не привыкли. Поэтому он предпочитал появляться внутри частокола как можно реже, что ему, кстати, вполне удавалось.
Трой свалил убитую косулю у дома Ругира и, отдуваясь, присел. Селия, едва они дошли до ворот, убежала вперед «сказать старосте, что ты сейчас будешь». Плечо болело. Трой беззлобно подумал про себя: «И че было пыжиться?» С другой стороны, он знал, что пользуется в деревне славой самого сильного парня и сегодняшний переход от Волчьего лога до дома с тушей косули на плече только упрочит ее. Не говоря уж о том, что совершено сие деяние было на глазах у Селии, считающейся самой завидной невестой. И хотя, по общему мнению, Селия уже давно считалась ЕГО невестой, какой парень отказался бы при случае еще раз продемонстрировать свою силу и удаль. В этот момент из хаты выглянула тетка Лактана, жена Ругира.
— Батюшки, Трой, да где ж ты так извозился?.. — Тут в ее поле зрения попала косуля, и она всплеснула руками: — Батюшки, да неужто это ты подстрелил? Ну молодец, ну добытчик… ой, да что же это я, пошли скорее, я тебе солью — обмоешься и рубашку сменишь, эта вон вся в крови.
На площади Трой появился спустя полчаса. Умытый, в свежей рубашке и чистых полотняных брюках. Менять брюки, по его мнению, не было совершенно никакой необходимости, но тетка Лактана, узнав, что его ждет сам староста, настояла. Причем, когда Трой переодевался, она так жарко пялилась на его голые мускулистые ноги, что у Троя закралось подозрение по поводу того, что истинной причиной ее настойчивости было вовсе не желание одеть его соответственно моменту. Такие взгляды для него были не новость, но чтобы тетка Лактана…
Староста ждал его на своем обычном месте, под набатным столбом. За последний год Амир изрядно одряхлел и поэтому передвигался, опираясь на клюку, вырезанную из крепкой буковой ветки. Вот и сейчас клюка лежала около него на скамейке, которая была вкопана рядом с набатным столбом. Однако одет староста был, как всегда, опрятно, и его седые волосы и борода были аккуратно причесаны.
Рядом, на лавке напротив, отделенной от той, на которой сидел староста, большим столом из дубовых плах, расположились еще трое. Одним был Ругир, а двух других Трой прежде в деревне никогда не видел. Впрочем, их появление было вполне объяснимо, и объяснение находилось совсем рядом, на противоположной стороне площади. Объяснение состояло из двух возов, крытых толстым полотном. Три года назад они, да еще мужики из телемарских, что в соседней деревне обосновались, собрали ватагу да подвычистили тварей, чьи логова были у Одинокой горы и у Сумрачного урочища. С той поры купцы и коробейники стали добираться до них не в пример чаще. Эти, похоже, были из таких. Вот только на кой ляд им Трой понадобился?..
Тут староста, который сидел вполоборота, приставив ладонь к правому уху, заметил Троя и обрадованно затряс бородой.
— А вот и наш парень… идит-ко сюды, идит-ко…
Трой подошел, молча поклонился сначала старосте, затем Ругиру и потом уж гостям. Старшие-то они старшие, но что за люди? Вот как узнаем, кто и откуда, тогда, может, и первым кланяться будем.
— Вот что, парень, — заторопился староста. Трой бросил взгляд на Ругира. Тот едва заметно кивнул. Староста Амир последнее время частенько задремывал, теряя нить разговора, и Ругир, как-то незаметно все время оказывавшийся неподалеку, потихоньку перехватывал инициативу и плавно закруглял беседу к всеобщей пользе. И все как-то уже привыкли, что, хоть старосте следует оказывать всяческое уважение, практические вопросы можно порешить напрямую с Ругиром.
— Ты это… по лесам шляешься, каррхама ручного завел. А эти господа как раз, кроме всего прочего, всякую живность покупают. Императорский прокуратор, вишь ты, подарки ко дню тезоименитства готовит. Зверюг всяких… Так ты это… сподмогни людям. Покажь им, где ловушки ставить. А то и зверюгу свою продай. Они хор-рошую цену дают. Двадцать золотых! И скарбу всякого — топоров пять штук, гвоздей, опять же полотна мануфактурного отрез… — И староста принялся увлеченно перечислять то, что ему гости обещали за каррхама. Трой было набычился: продать Рргыхнака? Да как об этом и помыслить-то возможно? — но, поймав предупреждающий взгляд Ругира, удержался и только буркнул:
