В тот день, осознав все это, я пришла домой и сказала своей одиннадцатилетней дочери, вышедшей встретить меня:
— Мне нужно с тобой очень серьезно поговорить.
И я увидела, как лицо ее померкло, я просто прочла на нем: «Господи, опять начинается!..» Я зашла в комнату, села на диван и попросила дочь сесть рядом. Она была напряжена — действительно, наверное, ждала, что я скажу что-то вроде: «Я же просила тебя… Ты что, не понимаешь…»
Но я сказала другое. Я сказала то, что рвалось из моего сердца.
— Детка, — сказала я, — я хочу тебе сказать, что очень-очень тебя люблю. Что у меня в жизни нет никого дороже тебя. Ты мой самый близкий и родной человек. И я хочу сказать тебе, что сейчас понимаю — наверное, я совсем неправильно с тобой обращалась. Я была с тобой иногда очень жесткой или очень строгой. Я часто тебя ругала, даже наказывала иногда. Я часто была тобой недовольна и отчитывала тебя. Я иногда бывала несправедлива к тебе. Но я это делала не потому, что не любила тебя, я просто не знала, как по-другому… Я делала это только потому, что очень люблю тебя, и думала, что так надо делать, чтобы ты была лучше. Я понимаю, что это было неправильно, и хочу попросить у тебя прощения за все, что я делала не так…
И мой ребенок после этих слов заплакал. И я заплакала, и дальше плакала и говорила:
— Я хочу, чтобы ты знала: я очень люблю тебя, любую, независимо от твоих поступков и оценок в школе, чистоты в твоей комнате или невыполненных обещаний. Я счастлива, что ты есть у меня, ты для меня большая ценность, ты мой самый любимый ребенок! Я очень хочу, чтобы мы с тобой начали строить новые отношения, в которых все будет по-другому, в которых не будет криков и обид. Я еще не знаю, как это надо делать. Я еще, наверное, не умею по-другому. Но я буду очень стараться стать другой мамой, понимающей и принимающей. И я очень прошу, чтобы ты мне помогла… Я, может быть, еще не раз ошибусь и поведу себя неправильно, но я буду учиться… Главное, я хочу, чтобы ты знала — я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива…
Мы сидели и плакали вместе. Мне стало легче после этих слез и моего покаяния. И моего решения — быть другой мамой.
Я впервые тогда начала думать, серьезно и глубоко — какой я хочу воспитать свою дочь.
То послушное правильное создание, которое я воспитывала, ту образцовую, аккуратную и воспитанную девочку я больше не хотела творить. Я поняла, что хочу, чтобы она выросла самостоятельной и сильной. Чтобы она верила в себя и в свои силы. Чтобы она была способна выбирать, брать на себя ответственность, принимать решения. Чтобы она знала себе цену. Мне захотелось воспитать уверенного в себе и жизнестойкого человека.
Я начала учиться быть мамой, которая может воспитать такого ребенка. И эта моя учеба шла долго. Даже сейчас, когда моя дочь стала взрослым человеком, стала самостоятельной, сильной, умеющей брать на себя ответственность и принимать важные для ее жизни решения, я продолжаю учиться быть такой мамой.
И когда родился мой внук — начался новый виток моего роста. Потому что всегда есть чему поучиться рядом с ребенком!
Мамы — не обижают…
Часто, наблюдая на улице или в какой-то ситуации молодую маму с младенцем на руках или кормящую его грудью, я поражалась удивительной красоте, одухотворенности женщины в такие минуты, когда в ней проступает, проявляется женщина-мать. Что-то святое и молитвенное появляется на ее лице, когда она смотрит на своего ребенка. И каждый раз я поражалась, как начинает она походить на Мадонну с младенцем на руках.
Я много раз с удивлением наблюдала, как меняются лица мужчин, когда они берут на руки маленького ребенка. Как что-то детское проступает в них самих. Как меняются, светлеют их только что строгие и невозмутимые лица.
И столько раз, любуясь лицами людей, общающихся с младенцами, с малышами, я думала: «Куда же исчезает эта одухотворенность и свет в их лицах, когда ребенок подрастает? Куда исчезает эта Мадонна или этот ребенок во взрослом мужчине? Когда и почему на смену им появляются критикующие, жесткие, отвергающие родители?
Однажды я была потрясена увиденным на улице.
Девочка лет четырех шла рядом с молодой женщиной и громко и горько плакала.
— Мама, — кричала она, размазывая слезы ладошкой, и хватала за руку женщину.
Мама шла, никак не реагируя на плач дочери, с каменным лицом, на котором было написано: «Я тебя совершенно не слышу!.. Ты для меня — не существуешь!»
— Ты меня обидела, мама! — отчаянно и громко кричала девочка. — Ты меня обидела!
Мама шла молча, как будто не замечая ребенка.
— Мама, — опять кричала девочка и хватала маму за руку, чтобы та обратила на нее внимание.
Мама шла молча, не обращая внимания на ребенка.
Тогда девочка сказала фразу, от которой у меня, постороннего человека, как говорится, мурашки побежали по коже:
— Ты не моя мама! Ты — не мама!.. Потому что мамы — не обижают!
И я долго потом вспоминала чистую эту девочку с истинными ее словами: мамы — не обижают.
И как правдивы были эти слова, их смысл!
Мамы и папы — любят и понимают.
Мамы и папы — защищают.
Мамы и папы — поддерживают.
Мамы и папы — помогают.
Но мамы и папы, настоящие, истинные, — не обижают.
Не для того Бог наградил их ребенком, чтобы они обижали его…
Мамы и папы — не обижают.
Как же мы стали такими родителями? Как нам измениться? Как стать теми настоящими мамами и папами, которые не обижают?
Давай разберемся с этим в следующей главе…
Глава 4. Как мы стали такими родителями
Нас самих так воспитывали
Нас самих воспитывали именно так.
Нам читали нотации. Нас критиковали. Нас наказывали. Нас отвергали.
Мы сами, воспитываясь в системе авторитарного воспитания, познакомились с этими методами, узнали их.
Мы действительно узнали, освоили эти методы на себе, мы увидели, как их используют. Увидели их реальность и массовость, их «нормальность». (Как сейчас наши дети начинают принимать «нормальность» такого обращения с ними.)
Если меня критиковали в детстве, постоянно указывая мне на мои недостатки, и я видел, что так делали другие родители со своими детьми, так делали учителя, — это неосознанно признается мной как нормальный, распространенный метод воспитания. И будучи взрослым, я вспомню его, как некое знание о том — как надо обращаться с ребенком.
Если в моей семье от меня ждали послушания, и я видел, что вокруг все родители требуют послушания от детей, — во мне формируется представление, что нужно требовать послушания от ребенка. И именно так я буду потом воспитывать своего ребенка.
