— Конечно. — Она сделала паузу. — Ты до сих пор зовешь ее «Дита».
— Да. По привычке.
Она подвинула к себе блюдо с сыром.
— Тебе, наверное, это говорили тысячу раз, но надо отпустить прошлое для того, чтобы настоящее смогло войти в твою жизнь.
— Я знаю. Но от этого мне не легче. Эта женщина была рядом со мной, когда после смерти Беатрис рухнул мой мир, и я вряд ли пережил бы это в одиночку. Если бы не она, я бы не решился написать еще одну диссертацию. Она была рядом со мной, когда я узнал, что у меня рак, и она поддерживала меня, как могла. А потом… — Я развел руками. — А потом все в одну секунду рухнуло к чертям. Ты ведь не думаешь, что люди просто вырывают такие вещи из души и идут дальше, радуясь жизни? Да, я меняю женщин каждую неделю, но, если бы у меня не было этих женщин, я бы уже сошел с ума.
Рэне вздохнула.
— Ну, что я могу тебе сказать. В очередной раз упомянуть о том, что ты любишь упиваться собственным горем?
— Может, и так. Но я уже большой мальчик. Мой характер не изменится.
— Ох, братец. Ты большой дурень, вот что я тебе скажу. Иногда я жалею о том, что я тогда не забеременела, и что ты на мне не женился. Тогда мы оба избежали бы многих ошибок.
В тот момент я как раз снова наполнял бокал Рэне. Я рассмеялся, и моя рука вздрогнула. Рэне ловко подхватила бокал, не давая ему упасть.
— Ты жалеешь о том, что тогда не забеременела?
— Иногда у меня бывали подобные мысли. У нас родился бы прекрасный мальчик с моими каштановыми волосами и твоими синими глазами. А, может, и девочка. И они бы танцевали, как и ты. И учились бы на юристов. А, может, и на врачей, кто знает?
Я поставил перед ней бокал.
— Надеюсь, твой муж не будет ревновать, если ты передашь ему детали нашего разговора.
— Не думаю. Он не захочет со мной ссориться. Его интересую не только я, но и мои деньги.
— Он вообще в курсе этой истории?
Рэне улыбнулась.
— Он не ревнив, конечно, но мне кажется, что ему не понравятся такие пикантные подробности моего прошлого. Кроме того, он и так тебя… недолюбливает.
— Почему?
— Долго рассказывать. Если в общем — папа успел наговорить ему кучу гадостей про тебя. Он рассказал ему, что мама и твой отец не были женаты, что они никогда не любили друг друга, а маме просто захотелось ребенка от немецкого миллиардера… в общем, все в таком духе. Папа сказал Демиану, что рожденное вне брака дитя — это уже маленький грешник в квадрате. Хотя бы потому, что таких детей нельзя крестить. А потом сказал: ты же понимаешь, Демиан, какое из этого ребенка выросло существо, особенно если учесть, что его покойный отец любил пошалить.
Я открыл портсигар и достал сигарету.
— Как на это реагировала мама?
— Она, слава Богу, этого не слышала. Конечно, она была правоверной христианкой, но за такие речи вполне могла бы выгнать папу взашей.
— Это уж точно. Когда мама злилась, она была похожа на фурию. Я боялся к ней подходить.
Рэне в очередной раз крутанулась на табурете.
— Послушай, я голодна. Давай закажем пиццу?
— Давай, — согласился я. — Ты не ешь лук, я не ем грибы, а помимо этого можно заказывать какие угодно добавки, я прав?
— Только не забудь что-нибудь мясное.
Афина, до этого дремавшая на ковре рядом со столом, взобралась на свободный табурет, и, поставив передние лапы на стол, изо всех сил постаралась изобразить заинтересованность темой нашего разговора.
— Похоже, кто-то тоже хочет есть? — спросила у нее Рэне, почесав кошку за ухом.
— Вовсе нет, — ответил я. — Кто-то недавно поужинал, а ветеринар прописал кое-кому диету.
— Твой злой хозяин морит тебя голодом?
Я и опомниться не успел, как два кусочка рокфора, которые Рэне взяла с блюда, были проглочены Афиной. После этого кошка взобралась на стол и, подойдя к моей гостье, потерлась о ее руки, намекая на то, что неплохо было бы получить добавку.
— Ох, негодяйка, — покачал я головой.
Рэне обмакнула очередной кусочек сыра в остатки вина в своем бокале. Афина долго обнюхивала угощение, но все же уничтожила и его, а потом уселась на скатерть и принялась умываться.
— Такая же страшная чистюля, как ты, — констатировала Рэне.
— Да, только сидеть на столе я ей запрещаю.
Афина, услышав мой голос, на секунду прекратила свое занятие, после чего продолжила умываться. Рэне от души расхохоталась.
— Похоже, она не в курсе. Ну что, ты заказываешь? Или у нас с тобой тоже диета?
Я взял телефон и открыл лежавший на столе справочник.
— Пока я ищу номер, подумай о том, какие ты хочешь добавки.
Рэне не ответила, и я решил, что она размышляет. Через несколько секунд я поднял голову и увидел, что она неотрывно смотрит на что-то за моей спиной.
— Что там? — спросил я, возвращаясь к поиску нужного номера.
Вместо ответа Рэне подняла руку и указала пальцем на то, что ее беспокоило. Такой неподдельный ужас в глазах своей сестры я видел только однажды, очень давно. Тогда мы нашли заброшенный особняк в пригороде Парижа, и во время одного из визитов туда обнаружили предмет, напоминавший завернутое в ковер человеческое тело. Я решил пошутить и сказал Рэне, что это одна из рыжеволосых девушек из «Парфюмера», но шутка не удалась — ей и до этого было страшно, а после моих слов она разрыдалась.
Я обернулся и посмотрел в направлении, которое мне указывал палец Рэне. И, признаться, я ожидал увидеть там таракана, паука, ящерицу или же желтоглазую сову, которые иногда прилетали и садились на подоконник окна. Но там не было ни тараканов, ни пауков, ни ящериц, ни сов. Там была Беатрис. Она стояла неподалеку от окна, в сумрачном квадрате, который не освещала лампа.
— Это… это… — начала Рэне, до сих пор указывая на нее пальцем. — Это Беатрис!
— Ты видишь ее? — спросил я.
— Конечно, вижу! — Рэне поднялась, попятилась к двери, остановилась и прижала руки к груди. — Нет, нет, это ведь мне кажется? Привидений не бывает! — Она снова указала на Беатрис пальцем. — Тебя не бывает!
Но Беатрис, похоже, была другого мнения о своем существовании. Она смотрела на Рэне и улыбалась, а через пару секунд протянула Рэне руку с букетом — так, будто хотела ответить на ее жест.
— Рэне, ты… на самом деле ее видишь? — повторил я свой вопрос. — Но ведь этого не может быть…
— Привидений тоже не может быть, но она стоит тут передо мной, и еще хочет мне подарить свой дурацкий букет! Не подходи ко мне, адское создание! — Она перекрестилась и сжала в пальцах висевший на шее крестик. — Убирайся отсюда и оставь меня в покое!
