– Я не о том, – Монтеро нашел в себе силы усмехнуться. – Здесь все ужасно. Ужасно это безмолвие, этот вечный сон, это солнце. Все здесь скудно и голо. В аду и то лучше.
– Тебе еще предстоит шанс там побывать, – ответил Регарди.
Он любил пески, привык к зною и наслаждался тишиной пустынь, но спорить с раненым не стал. Его бы все равно не поняли.
Прошло еще несколько дней. Арлинг их не считал, время давно потеряло свое значение. Даррену становилось то лучше, то хуже, но Регарди тешил себя надеждой, что раз Монтеро не умер в первые дни, значит, должен выжить. Они не разговаривали. Даррен принимал его помощь молча, пристально разглядывая темными глазами. Он берег силы, Арлинг же был рад тому, что они могли молчать. Любые слова сейчас казались лишними.
Однако избежать разговора не получилось. Однажды утром, когда Регарди пытался бриться с помощью ножа, которым недавно резал Даррена, он почувствовал взгляд. Монтеро очнулся и даже сумел приподняться на локтях, наблюдая за ним.
– Кажется, тебе лучше, – пробормотал Арлинг и сыпанул в бурлящую на костре воду горсть анемонов. Последние дни он давал Даррену их отвар и, похоже, лекарство действовало.
– Удивляюсь я Мельнику, – произнес Монтеро, словно продолжая давно начатый разговор. – Одного он посылает, чтобы убить меня, а второго, чтобы спасти. Где логика? У Тигра ее никогда не было. Он отдал нам Хорасон и Лаэзию почти без боя, зато устраивал тяжелые сражения за деревеньки без имени и значения.
– Учитель не посылал меня, – хмуро ответил Регарди. – Я здесь… случайно.
– Хорошая случайность, – улыбнулся Даррен. – Побольше бы таких.
– Ничего не изменилось кроме того, того, что я расплатился с долгами, – слова получились резче, чем хотелось Арлингу, но сказанного было не вернуть. – Ты спас мне жизнь тогда на септории, а я помешал Ларану убить тебя здесь, в Холустае. Но все осталось по-прежнему. Мы стоим на разных сторонах.
– Я тебе не враг, – вздохнул Даррен. – И никогда им не был. Я потратил много сил, чтобы найти тебя, когда ты сбежал из дворца. Это война не против тебя, Арлинг.
Регарди сжал зубы, чтобы не выплеснуть наружу эмоции, которые он так усиленно сдерживал все это время.
– А Басха молодец, – произнес Монтеро, разглядывая татуировку на плече Арлинга. – Я ведь так и не видел, что у него получилось. Это Габлит, знак воина Подобного. Никто из моих солдат не посмел бы тронуть тебя, если бы увидел знаки у тебя на спине. Жаль, я не успел сказать тебе об их значении. Ты ушел, как всегда, не попрощавшись.
Арлинг поспешно натянул рубашку, которую зашивал после драки с «кобрами» и, схватив лук, направился к верблюду.
– Подстрелю что-нибудь на обед, – буркнул он Даррену, понимая, что бежит от того, что всегда будет рядом. Монтеро проводил его молча, не сказав ни слова.
Охота прошла неудачно, и они ели то же, что и предыдущие дни – сваренные клубни заразихи, которая обильно росла в оазисе.
Ночью поднялся сильный ветер, наполнивший воздух песком, а тишину пустыни звенящими звуками, происхождение которых не всегда угадывалось. Регарди проснулся и долго вслушивался в темноту, пытаясь разделить голоса ночи на отдельные звуки. Он почти не спал в последние дни, и сознание периодически уплывало в безмолвие, однако Арлинг заставил себя проснуться. Керхи любили охотиться в такую погоду, устраивая облавы на путников. Стоило быть готовым ко всему.
Прислушавшись к дыханию Монтеро, он понял, что тот тоже не спал.
– Боишься? – спросил Арлинг, не подумав о том, что вложил в слово совсем другое значение, которое могло показаться Даррену. Он говорил не об урагане, однако друг его понял.
– Никто не знает, что нас ждет за последним вздохом, – сказал он. – Так или иначе – мы живем, так или иначе – умираем. Есть ли смысл бояться неизбежного? Помнишь? Живи разумно и смело. На удар отвечай ударом, на улыбку – улыбкой.
– В любви и дружбе иди до конца, – подхватил Арлинг. Он помнил эти слова. Кодекс чести, который они с Дарреном придумали в далеком детстве для их игрушечной армии. Они выросли, но у кое-кого игрушки не поменялись. Монтеро всегда играл за командиров.
– Гордо живи и бестрепетно умирай, – продолжил Даррен, улыбнувшись.
– И все, что не оскорбляет других людей, позволяй себе в полной мере, – закончил Арлинг и вопросительно наклонил голову в сторону Монтеро. Эта часть кодекса оказалась для Даррена невыполнимой.
– Воевать с Сикелией все равно, что сражаться со змеем Нехебкаем, – задумчиво произнес он, больше обращаясь к себе, чем к Даррену. – Если ударить по голове, отзовется хвост. Если ударить по хвосту, отзовется голова. Если ударить посередине, отзовутся и хвост, и голова. Эта война ни к чему не приведет. А ведь есть еще Канцлер. Не думаю, что он смирится с потерей южных земель.
– Войны начинают, чтобы уничтожить порочных и наказать непокорных, – ответил Монтеро. – Твой отец не сможет мне помешать. Подобный подкупил арваксов и Дваро, и теперь вся армия Канцлера занята тем, что обороняет столицу. Что до местного змея, то хвост мы ему уже отсекли. Голова отвалится сама. Правда, кусается она еще больно. Мельник умудряется ускользать из рук всякий раз, когда я думаю, что самое сложное позади. Он ведь был твоим учителем?
Арлинг промолчал. В горле стало сухо, словно на раскаленном бархане в полдень.
– Можешь не отвечать, – безжалостно продолжил Даррен. – С тех пор как мы расстались в Балидете, я кое-что узнал о тебе. Это оказалось нелегко. Ты, словно дерево, которое всегда на виду, но о породе которого никто не догадывается. Ты обучался в Школе Белого Петуха, достиг мастерства в боевых искусствах, познал тайны древнего культа серкетов… Чтобы не стать изгоем в новом мире, ты заставил себя забыть прошлое, став кучеяром в драганской шкуре. Потом ты совершил ошибку. Здесь мнения расходятся. Кто-то из моих шпионов думал, что ты поссорился с иманом, другие считали, что ты узнал какую-то тайну Мельника, которая не позволила ему продолжать твое обучение в школе. Как бы там ни было, иман заставил тебя принять обет халруджи – еще одна дикость этой умирающей страны. И ты стал слугой мальчика-купца, променяв свободу на чужие ценности. Мне всегда было интересно, знал ли Мельник то, кем ты был на самом деле? О твоих связях с Согдарией? Думаю, нет. Иначе такой интриган, как он, давно воспользовался бы тобой, чтобы надавить на Канцлера. Кстати, тебе будет интересно узнать, что твой отец так и не объявил тебя мертвым. Возможно, он не хочет давать шанс Дваро, но, скорее всего, старик лелеет надежду, что ты жив. Тебе никогда не хотелось вернуться домой, хотя бы на время? Ты бы их там всех поразил.
«У меня нет дома, Даррен, ведь ты засыпал его песком до последней башни», – подумал Арлинг, но вслух ничего не сказал. Да и Монтеро не нужен был его ответ.
– Я знаю о тебе многое, но по-прежнему не понимаю тебя, – продолжил Даррен. – Я встречался с людьми Мельника раньше. Все они были готовы идти ради него на любую, даже самую жестокую смерть – не только свою, но и своих близких, а это о многом говорит. Что заставило тебя предать его?
