– Я не смогу помочь тебе! – крикнула она ему, исчезая в водяной толще. – Прости меня!
Ее непонятные слова еще звенели в ушах, но Арлинга уже перевернуло на голову и со всех сил бросило в деревянную перегородку. Он проснулся в тот миг, когда его выкинуло из бухты каната, и попытался смягчить падение, но, перепутав верх и низ, кувыркаясь, полетел в бездну. Удар пришелся на шею, опасно затрещавшую под тяжестью упавших на него веревочных колец. Регарди замер, пытаясь понять, жив он или умер, но тут же перевернулся еще раз, а потом снова и снова. Арлинга кидало из стороны в стороны, пока он не зацепился за какой-то выступ, находящийся в относительной неподвижности. Вокруг со свистом летали похожие на змей пеньковые тросы, и Регарди, наконец, вспомнил, где находился.
После того, как он вытащил Хамну, то решил спрятаться от погони на одном из судов, стоявших на причале в порту. Арлинг знал, что такие ищейки, как Азатхан и Джавад, смогут отыскать его следы в любом месте города, поэтому бросился с пристани в воду и плыл вдоль причальной стенки, не останавливаясь, пока не уперся в бок покачивающегося корабля. Он не знал, почему выбрал именно это судно. Возможно, от него как-то особенно пахло, а может, Арлинг просто устал, чтобы плыть дальше. В Школе Белого Петуха иман научил его плавать заново, но хорошим пловцом Регарди никогда не был. Волны сбивали его, мешали слушать и нарушали привычный ритм мира, который чувствовало его тело. От соленого вкуса воды у него онемел язык, потеряв способность различать запахи, разлитые в воздухе над морем.
Корабль был шибанской постройки с неестественно загнутыми и поднятыми над водой кормой и носом. Он тихо поскрипывал в предрассветном мареве, напоминая большую усталую птицу, приземлившуюся на волны для короткого отдыха. Его бок оброс скользкой водорослью и ракушкой, и Регарди пришлось потрудиться, чтобы вскарабкаться на палубу. Человек, мрачно шагающий по деревянному настилу, его не заметил, и Арлинг поспешил скрыться среди надстроек, громоздившихся на палубе, словно груда ненужных клетей. Возможно, корабельный мастер, строивший судно, и видел какой-то смысл в этом беспорядке, но Регарди успел не один раз помянуть его недобрым словом, пытаясь отыскать люк или дверь, ведущие в трюм. Палубу чем-то натерли, отчего под воздействием утреннего тумана ее поверхность стала такой скользкой, что на ней можно было едва держаться на ногах. Наконец, неподалеку от надстройки, из открытой двери которой разило вонючим, удушливым паром, он нашел незапертую решетку люка.
Проникая в брюхо судна, Арлинг никого не встретил. Команда или спала, или еще не вернулась из отгула с берега. Он долго бродил по внутренним отсекам, натыкаясь на запертые двери и плутая среди лабиринтов перегородок, пока не нашел небольшое помещение, забитое пеньковыми тросами и бухтами канатов. Там было тихо, сухо и спокойно – идеальное место, чтобы переждать бурю, разыгравшуюся на берегу. Регарди полагал, что до вечера люди Подобного и слуги Джавада успеют обыскать порт и уберутся оттуда к темноте. С наступлением сумерек Арлинг покинет шибанский корабль и найдет то единственное судно, которое отправлялось на Птичьи Острова.
В канатном ящике воняло сухой пылью, гнилой пенькой и морской солью, но Регарди устроился даже с комфортом. Собрав тросы в подобие гнезда, он спрятался в нем, накидав на себя сверху веревочные кольца. Решив, что услышит приближение людей задолго до того, как они спустятся к его убежищу, Арлинг позволил себе расслабиться и тут же почувствовал, как непомерная усталость превращает его тело в бесчувственную куклу. Он попытался вспомнить, когда и где спал последний раз. Кажется, это было в другой жизни. Зря он не попробовал ту курицу на пиру у Джавада. Навязчивый аромат блюда мельтешил в голове, бесцеремонно вытесняя другие мысли. Перед тем как сойти на берег, он проберется в тот вонючий отсек, рядом с которым нашел грузовой люк, и который, несомненно, был кухней, и возьмет оттуда столько еды, сколько сможет унести. Взамен он оставит золотой – более чем высокая плата за те скудные кушанья, которые, как он полагал, можно найти на таких кораблях, как этот.
Думая о том, а не отправится ему за едой прямо сейчас, Арлинг заснул. Для него это стало еще большей неожиданностью, чем летающие вокруг тросы, которые пытались его задушить.
Вероятно, пока он спал, на корабль поднялась команда, и судно отплыло из Самрии в неизвестном направлении. Теперь Арлинг отчетливо слышал грохот волн. Сначала он не обратил на него внимания, приняв за шум в ушах. Море гремело так, словно корабль был гигантским барабаном, в который со всей силы били волны-барабанщики. Арлинг не мог видеть молний, но почувствовал гром за секунду до того, как тот прокатился по небесам и обрушился вниз. Качка, гром – все говорило о том, что снаружи бушевал шторм, подобный тому, в который попал корабль его дяди Абира, когда привез Арлинга в Сикелию.
В трюм проникала вода. Когда Регарди очнулся, она лишь хлюпала под ногами, но теперь поднялась почти до колен. Похоже, корабль дал течь. Если Арлинг не собирался затонуть вместе с ним, ему нужно было наверх, туда, откуда доносились крики людей, изредка доносящиеся сквозь грохот волн и свист ветра. Он не понимал птичьего языка матросов, но голоса не внушали уверенности, что с судном все будет хорошо.
Путь на палубу, который раньше занял у него не больше десяти минут, потребовал все тридцать, пока он искал незадраенный люк. За это время Арлинг успел пересчитать телом все перегородки и внутренности судна и чувствовал себя так, словно побывал внутри сараки, национального инструмента кучеяров, похожего на погремушку. Несколько людей, которые встретились ему по пути пробежали мимо, не обратив на него внимания. Где-то кричал ребенок, хотя в царившем хаосе звуков могло померещиться все, что угодно. Воздух был наполнен удушливой вонью мокрой древесины, гниющих водорослей и солью. Она была повсюду, напоминая песок из дюн Холустая с той разницей, что ветер не насыпал ее крутыми барханами, а равномерно распределял по внутренним стенкам корабля, судовой утвари и людям. Вкус соли напоминал Арлингу кровь, и ему казалось, что трюм и нижние палубы судна кровоточили, получив смертельную рану.
Когда он нашел заветный люк и высунул голову, то почти сразу пожалел, что не остался внутри. Его встретила крепкая пощечина ветра, которая сменилась соленой водой, обрушившейся на него, словно водопад. Вода была кругом – в воздухе, под ногами, над головой. Регарди показалось, что корабль лежал на боку, и он выбрался прямо в море, но в следующий миг палуба качнулась в другую сторону, и мир перевернулся. Арлинга вынесло из люка с такой силой, будто он попал в струю воздуха, поднимающуюся из бездны.
– Куда смотришь, салага! – прокричал рядом чей-то голос, и его крепко схватили за пояс. Регарди с благодарностью вцепился в руку незнакомца и почувствовал, как ему на спину обрушивается столько воды, сколько он не встречал за последний год. Если бы человек не держал его, Арлинга наверняка смыло бы за борт.
Палуба поползла в другую сторону, и Регарди смог ухватиться за какой-то выступ. Спасший его человек находился далеко. Он крепко цеплялся за летающие вокруг снасти, уверенно продвигаясь по палубе, словно находился в своей стихии. Возможно, так оно и было. Теперь Арлинг заметил и других людей, которые ползали по взбесившемуся кораблю, а также висели сверху на реях, чудом не падая вниз. Стихия ревела и бушевала, огромные волны с воем толкали друг друга, вставали, падали, опять вставали. Арлингу казалось, что где-то рядом в остервенении дрались выпущенные на волю бешеные звери. По сторонам вздымались водяные стены, а воздух был наполнен брызгами и нечеловеческими стонами. Как никогда остро чувствуя собственную слепоту, Регарди мог только держаться за выступ, который оказался ручкой люка в палубе. Рев шторма, пляшущая под ногами палуба и льющаяся со всех сторон вода сбивали все его ориентиры, делая беспомощным перед стихией.
