И тут я увидел на экране машину. Она разворачивалась, словно водитель собирался припарковаться. «Фиат», отметил я про себя, темного цвета, более точно определить на черно-белом экране было невозможно. Как я ни старался, но не смог усидеть на месте спокойно: напряг плечи, как будто потягивался.
Проверил временной код: совпало почти точно. Через несколько мгновений в кадре появилась женщина, идущая со стороны стоянки, где она оставила машину. Платок на голове, традиционное длинное платье – явно мусульманка. Голова опущена, взгляд устремлен вниз. Женщина спешила к тому месту, где стояла телефонная будка.
Пройдя мимо автозаправки на значительном расстоянии от края тротуара, она вытащила из сумочки мобильник, остановилась, оглянулась по сторонам, словно хотела убедиться, что никто за ней не наблюдает. И тогда я впервые увидел ее лицо.
Мне показалось, что я разглядывал его несколько минут, но счетчик времени зафиксировал: прошло немногим больше двух секунд. Взглянув на часы, женщина прошла дальше, в сторону телефонной будки, и исчезла из поля зрения.
Застыв на месте, я сосредоточил все внимание на экране. Хотя мысли в голове мешались, я пытался всем своим видом убедить Памука, что не увидел ничего интересного. Через некоторое время – наверное, прошла пара минут, но мне было трудно судить – пленка закончилась. Мне не удалось увидеть, как женщина выходит из телефонной будки.
Я использовал статические помехи как повод обернуться и посмотреть, не заметил ли Памук в моем поведении чего-нибудь предосудительного. Но его на прежнем месте не оказалось.
Слишком поглощенный тем, что происходило на экране, я не услышал, как подъехала машина и Памук вышел, чтобы обслужить клиента. Я долго сидел один в полной тишине, размышляя о женщине, которую только что видел на пленке. Потом наконец встал и пошел к выходу: в любом случае свежий воздух мне сейчас не помешает.
Памук, заправивший бензином еще одну, только что отъехавшую машину, обернулся ко мне:
– Нашли, что искали?
– Нет, – солгал я.
– Из-за этого вы такой бледный?
– Любой, кто провел бы в вашем так называемом офисе несколько часов, выглядел бы не лучше.
Он улыбнулся:
– Хочу поблагодарить вас за то, что вы мне сказали, – насчет свободы.
– Не за что. Простите, что пришлось проткнуть вам ладонь шилом.
– Наверное, я заслужил это: надо же было рано или поздно кому-нибудь вывести меня из спячки. – И Памук рассмеялся.
Мы пожали друг другу руки, и я ушел. Больше мы с ним никогда не встречались, но несколько лет спустя я услышал по Национальному государственному радио США интервью с Памуком. Я узнал, что к тому времени он записал ряд хитов, играя на традиционных инструментах, и стал своего рода турецким Кенни Джи. Его самый продаваемый альбом назывался «Если хочешь быть свободным».
Я в одиночестве шел по дороге, погруженный в раздумья. День клонился к закату. Я не взял кассету с видеозаписью – единственное, что могло мне помочь идентифицировать личность разыскиваемой женщины, потому что в этом не было никакой необходимости. Я узнал ее, когда она остановилась, чтобы оглянуться по сторонам.
Это была Лейла Кумали.
Глава 46
Вскоре после 11 сентября 2001 года, когда ВВС США начали бомбардировку объектов в Афганистане, намереваясь уничтожить руководство «Аль-Каиды», женщина, жившая в отдаленной деревушке, стала легендой в мечетях, где исповедовался фундаментальный исламизм.
Самолет сбросил несколько бомб с лазерным наведением на неприметный дом, но, к сожалению, американское разведывательное сообщество вновь допустило ошибку. Мужчина по имени Айман аз-Завахири в этот момент отсутствовал, в доме были лишь его жена и дети.
Бомбы, упавшие словно бы из ниоткуда посреди морозной ночи, сровняли жилище с землей, больше половины детей погибли. Их тяжело раненная мать выжила. Почти незамедлительно к руинам примчались мужчины из окрестных домов. Проклиная американцев и грозя им отомстить, афганцы стали голыми руками разбирать рухнувшую каменную кладку, чтобы вытащить из-под завала женщину.
Она была в сознании, но не могла двигаться. В голове несчастной засела мысль, что в хаосе бомбежки она не успела надеть паранджу. Женщина слышала, что спасатели копают где-то близко, и, когда они оказались в пределах слышимости, она, впав в неистовство, велела им остановиться. Будучи женой исламского фундаменталиста и правоверной мусульманкой, она не могла позволить, чтобы мужчина, не являющийся близким родственником, видел ее лицо. Она сказала, что скорее умрет, чем допустит такой грех, и это не было пустой угрозой. Несмотря на все уговоры спасателей и мольбы их жен, убедить ее не удалось, и несколько часов спустя, так и оставшись без паранджи, несчастная скончалась от ран.
Я прочел об этой трагедии вскоре после того, как она произошла, и сейчас вновь вспомнил о ней. Прочесывая улицы Бодрума в поисках телефонной будки, я не раз думал о религиозном фанатизме, граничащем с безумием, – называйте это как хотите. Я представлял себе женщину именно такого сорта, когда разыскивал мусульманку, которая передавала самому опасному в мире террористу шифрованное послание. А вместо этого обнаружил Кумали, современную во всех отношениях, работающую женщину, самостоятельно управляющую своим черным «фиатом». У меня все это просто в голове не укладывалось.
Конечно же, тот парень в горах Гиндукуша был первым из нового поколения исламских фанатиков – умный, хорошо образованный, пользующийся передовыми достижениями науки. Угонщики самолетов образца одиннадцатого сентября выглядели рядом с ним примитивными головорезами. И вот наконец Запад столкнулся с противником, который в полной мере оправдывал наши страхи. Лично у меня создалось стойкое убеждение, что этот тип, кем бы он ни был, олицетворяет наше ближайшее будущее, когда мы с ностальгией вспомним старые добрые времена: самоубийц, начиненных взрывчаткой, и воздушных пиратов. Мои мысли вновь вернулись к женщине-копу. Сарацин, вне всяких сомнений, являлся фантиком и несгибаемым последователем ислама. При этом его единственная, по нашим сведениям, сообщница никоим образом не походила на сторонницу фундаментализма. Да, Лейла Кумали скромно одевалась, в соответствии с требованиями своей религии, но даже при самой богатой фантазии ее невозможно было представить на месте жены Аймана аз-Завахири.
Я остановился у прибрежного бара, популярного среди туристов, наводняющих в это время года Бодрум. Три немецкие девицы с рюкзачками охрипшими голосами пригласили меня составить им компанию, но я благоразумно отклонил их предложение. Я огляделся и увидел дальше в тени у дороги то, что искал, – пустую скамейку. Усевшись на нее, я позвонил Брэдли.
Он как раз ел сэндвич за своим рабочим столом. Я вкратце изложил ему последние сведения из истории Французского дома и сообщил телефонный номер агентства недвижимости, через которое был сдан в аренду этот особняк. А потом раскрыл истинную причину своего звонка, сказав, что единственная важная новость состоит в том, что женщина, ответственная за расследование убийства Доджа, оказалась весьма компетентной особой.
