Я вошел в свою скромную мансарду, сам вид которой навевал мысль об одиночестве, и стал рыться в багаже, привезенном из Парижа. Не успев еще попрощаться с Бэттлбо, я уже решил для себя: единственный способ разделаться с сотнями правительственных сообщений, угрожающих моей жизни, – попросить Бена и Марси отдать мне все, что они обнаружили. Откровенно говоря, я сомневался, что у хакера или у меня самого хватит времени и умения продублировать сделанную супругами работу. И вот наконец я нашел то, что искал, – куртку, которая была на мне тем вечером, когда я беседовал с ними в «Плаза Атени». В кармане лежала визитка, которую я с такой неохотой принял от Марси.
В тот день звонить было уже слишком поздно, но в начале следующего вечера я набрал их номер. Трубку взяла Марси.
– Это Питер Кэмпбелл, – тихо сказал я. – Мы встречались в Париже.
– Как быстро вы позвонили! – воскликнула она удивленно. – Приятно слышать ваш голос. Вы где?
– Ненадолго приехал в Нью-Йорк, – как всегда осторожно ответил я. – Не могли бы вы отдать мне материалы о Скотте Мердоке, о которых рассказывал Бен?
– Бена нет дома… Но, конечно, я не вижу причины отказать вам.
– Спасибо, – сказал я с облегчением. – Могу я приехать, чтобы забрать их?
– Сегодня нет: мы с Беном идем в кино, а завтра обедаем с друзьями. Вас устроит в пятницу, часов в семь?
Двухдневная задержка не очень меня устраивала, но что я мог возразить? Поблагодарив Марси, записал их адрес и повесил трубку. Я был высококвалифицированным профессионалом, умудренным опытом работы в мире спецслужб, обученным выживать в ситуациях, где другие, скорее всего, погибли бы, и должен был почувствовать опасность засады. Но, представьте, дал маху: простая школьная учительница переиграла меня и я ничего не заподозрил до тех пор, пока не вошел в квартиру.
Свет горел тускло, стереосистема играла «Hey Jude», в квартире витали просто упоительные ароматы. Стол в гостиной был накрыт на три персоны: оказывается, меня пригласили на обед. Я подозревал, что супруги весь вечер будут убеждать меня изменить свое решение насчет семинара Брэдли. Но выхода не было: эти люди потратили много месяцев, составляя досье о моей жизни, а я теперь вынужден просить их отдать мне эти материалы.
– Вовсе ни к чему было так беспокоиться, – сказал я, силясь изобразить улыбку.
– Это лишь немногое, что мы смогли сделать, – ответила Марси, – если учесть, сколько беспокойства мы вам причинили.
Появился Бен и, сделав широкий жест в сторону бутылок, спросил, что я предпочитаю из спиртного. А у меня тогда как раз был период завязки и воздержания: я решил, что в Нью-Йорке сумею начать жизнь с чистого листа. Это хороший шанс очиститься от скверны, и на сей раз дело не ограничится пустыми словами. Я даже раздобыл расписание занятий местного Общества анонимных наркоманов. Одна рюмочка, конечно, не повредила бы, но мне трудно соблюдать умеренность, поэтому лучше уж вовсе отказаться от алкоголя. Вечер обещал быть долгим, и я попросил минералки.
Брэдли принес бутылку воды «Эвиан». Марси ушла на кухню проверить готовность какого-то блюда, а Брэдли, глотнув спиртного, провел меня в белую комнату в конце своей вселенной. Там не было ничего, кроме килима на полу и вновь повешенных штор. Единственное, что свидетельствовало о драме, разыгравшейся в стенах этого жилища, был какой-то физиотерапевтический прибор в углу.
Рядом стояли десятки картотечных ящиков. Брэдли с улыбкой указал на них:
– Здесь вся ваша жизнь, мистер Мердок.
Я нагнулся и, бегло осмотрев их, был поражен масштабом изысканий, предпринятых супругами. Ящики были заполнены компьютерными распечатками, дисками для хранения данных и копиями всевозможных документов – от ежегодников Колфилдской академии до отчетов представительств ООН. Я взял наугад папку: то был список вымышленных имен, которыми я пользовался. Они вызвали у меня целый поток воспоминаний.
Брэдли смотрел, как я переворачиваю страницы.
– Мы тут обсуждали с Марси… Вы не против, если мы будем называть вас Скоттом?
– А Питер Кэмпбелл чем вас не устраивает?
– Я просто подумал… По крайней мере, при общении нам было бы легче пользоваться вашим настоящим именем. Мы употребляли его, обсуждая вас между собой.
Я взглянул на Брэдли:
– Проблема в том, Бен, что Скотт Мердок – тоже не подлинное мое имя.
Брэдли удивленно воззрился на меня, пытаясь осознать сказанное. Солгал ли я, намереваясь этим ловким маневром сбить их со следа, по которому они столь усердно шли, или всего лишь неудачно пошутил?
Я показал на список своих псевдонимов и пояснил:
– Это имя лишь одно из многих. Еще одна фальшивая личина: иное время, другое место, очередная фамилия. – Я пожал плечами. – В этом вся моя жизнь.
– Но… вы ведь были Скоттом Мердоком уже в школе, то есть совсем ребенком. В то время вы еще не принадлежали к миру спецслужб, – сказал он, вконец растерявшись.
– Никто бы не сделал такого выбора, зная, что ждет его впереди, но так уж случилось.
Я наблюдал, как на лице моего собеседника одна мысль сменяет другую. Имя, которое я носил в детстве, не было настоящим, плюс мое отсутствие на обоих похоронах, плюс то обстоятельство, что я, по-видимому, не получил никакой доли из наследства Мердоков. Бен взглянул на меня и, похоже, догадался: я был не родным, а приемным ребенком Билла и Грейс.
Я улыбнулся, и в улыбке этой не было и намека на юмор.
– Рад, что вы остановили свои поиски на Скотте Мердоке. Все, что было до Гринвича, – это сугубо личное, Бен, и не стоит кому-то туда лезть.
Нет сомнения, что Брэдли понял: это предупреждение. Три комнатки на окраине Детройта, лицо женщины, чьи черты блекнут в моей памяти с каждым годом, данное матерью настоящее имя – это самая сердцевина моей личности, единственное, что неоспоримо мне принадлежит.
– Имя не так важно, – произнес наконец Брэдли, улыбнувшись. – Пит вполне сойдет.
Марси позвала нас к столу, и вечер принял оборот, на который я никак не рассчитывал. Начнем с того, что хозяйка замечательно готовила, и если превосходная пища не поднимает вам настроение, наверное, вы однажды сильно переели. К тому же Бен и Марси ни разу не вспомнили про семинар, и я вынужден был признать, что они вовсе не ставили перед собой цель завлечь меня туда. Я постепенно расслабился, и мне даже пришло в голову, что супруги Брэдли, скорее всего, воспринимают меня как старого друга, настолько много они знают о моем прошлом.
У Бена была ко мне куча вопросов о книге и описанных в ней случаях, а Марси получала явное удовольствие, наблюдая, как ее умный муж пытается припереть меня к стенке, упоминая подробности, о которых мне было запрещено говорить. В один особенно напряженный момент она рассмеялась, сказав, что еще ни разу в жизни не видела супруга настолько разгоряченным. Я мало-помалу дал втянуть себя в беседу.
