Расценив мое молчание как признак недовольства, Чен поспешил объясниться:
— В моей квартире очень шумно! Частная практика! Много людей заходит. У вас есть богатые старухи? Чен знает секрет! Мертвые воды Шамбалы!
Пробегавший по коридору носильщик задел доктора углом неподъемной с виду коробки, и Чен отлетел в мои объятия.
— Все спешат! — воскликнул он, будто извиняясь за чужую неловкость. — В комнате иначе!
В комнате, куда привел меня Чен, действительно было по-другому. Развешанные по стенам на стальных костылях дубленки и кожаные куртки всех возможных фасонов давно и окончательно превратили ее в склад готовой продукции. Тут же стояла и упаковочная тара в штабелях. Четыре кровати были сдвинуты к центру комнаты. Ютившиеся на оставшемся пространстве ее обитатели дружной семьей сидели за двумя составленными вместе узкими столами, тянувшимися почти от самой двери до единственного окна, и пили вино. Вино было азербайджанское, но разливалось по старой китайской традиции из чайника. Захмелевшие китайцы что-то шумно обсуждали на своем птичьем наречии, когда Чен и я нарушили своим появлением их темпераментную спевку.
Китайцев, надо заметить, в комнате было втрое, по меньшей мере, больше, чем обещал из скромности доктор. И немедля он стал меня со всеми знакомить:
— Шень Лянь!.. Сяо Цынь!.. Ян Шунь!.. Шень Сяося!..
На четвертом имени я оставил напрасную попытку запомнить, кого и как зовут. В ушах моих только рассыпался беспорядочный набор шипящих и цокающих звуков. Каждый представленный тянул мне свою руку через стол, и очень скоро я сделал вид, что перезнакомился со всеми. Последним был младший брат жены Чена почтенный Янь Хуэй. Судя по его приблизительному возрасту, жене доктора было лет сто. Ее наличие, вполне вероятно, и подсказало врачевателю мысль заняться таким прибыльным бизнесом, как омоложение.
Радушные китайцы потеснились, и Янь Хуэй усадил меня подле себя. Тотчас предо мной объявилась чашка с отбитой ручкой.
— Гостите! — Довольный, что все так устроилось, Чен подхватился и выбежал в коридор. — Я спешу к пациентам!
Бурное обсуждение насущных дел за столом быстро возобновилось, и струйка портвейна вновь побежала из чайника.
— Я хорошо говорить по-русски! — похвастался Янь Хуэй, толкая меня в бок локтем. — Я его изучай и говори! Янь Хуэй, води!
— Переводчик! — поправил я бойкого старика.
— Да! — закивал он с лучезарной улыбкой. — Я и ты говори! Они все глухой!
— Почтенный Янь Хуэй у нас ведущий специалист по русскому, — без тени иронии подключился к беседе молодой худощавый китаец напротив. — Если бы не Янь, мы бы и половины прибыли не выручили. Сейчас оптовая торговля идет успешно. И все благодаря почтенному Янь Хуэю.
Благосклонно выслушав этот незатейливый дифирамб, старик прикрыл глаза.
— А правда, что доктор Чен использует мертвую воду? — поинтересовался я у молодого.
— Правда, — подтвердил он. — Из-под крана. У вас в Москве такая вода, что мертвей не бывает.
Удовлетворенный этим объяснением, я огляделся. У подоконника, свесив ноги, сидел на коробке маленький китайчонок лет пяти-шести. Его смышленые черные глаза следили за мной неотрывно и настороженно. «Кто ты, чужеземец? — словно бы застыл в них немой вопрос. — Зачем пожаловал?»
Вскоре негоцианты прервали застолье, что удалось им куда легче, нежели это удается большей части моих соплеменников, и стали расходиться. Предоставленный сам себе, я подвинулся ближе к окну и поманил китайчонка. Тот не шелохнулся, все так же глядя мне прямо в глаза.
— Тебя как зовут? — спросил я.
Молчание было мне ответом.
— Бутерброд хочешь? — Я запустил руку в пакет, которым снабдил меня Серик перед отбытием из «Лаокоона».
Ни слова с его стороны.
Я развернул упакованные в фольгу бутерброды и разложил на подоконнике.
— Мальчик! — подал голос почтенный Янь Хуэй, дремавший, сидя на койке. — Мать умер, отец умер!
Я сполоснул чашку тоником, выплеснул его в форточку и налил себе из термоса кофе.
— Ли, — назвался китайчонок.
Стою ли я того, чтоб мне отвечать и вообще заводить со мной отношения, он взвешивал долго и обстоятельно.
— Мальчик! — повторил Янь Хуэй с оттенком презрения.
— Значит, Ли. — Я потрепал его по жестким волосам. — Ну и сколько же тебе лет?
Китайчонок поджал губы.
— Хочу, — ответил он.
Это уже, как я догадался, относительно моего предложения насчет бутербродов. Я протянул ему ломтик хлеба с ветчиной, накрытый сверху долькой помидора. Прикончив его и все остальные, Ли взялся за цыпленка. Надо полагать, особенным вниманием его здесь не баловали. Когда цыпленок отправился вслед за прочей снедью, Ли облизнул пальцы, и семь из них были предъявлены мне. Семь лет ему было, китайчонку Ли, и больше он от меня уже не отходил.
У молодого китайца, поведавшего мне за столом о секретах врачевания доктора Чена, я выяснил, что мать Ли скоро год, как умерла от рака. Родом она была из провинции Гуандун, бежала в Москву, как и многие ее соотечественники, от нужды, но и здесь ей не суждено было найти свою удачу. Отца у мальчишки не имелось вовсе, и в посольство его на совете местной фактории постановили не сдавать. Такова была и просьба его матери перед смертью. На родине Ли ждал приют куда более суровый. Так он и остался «сыном полка». Парень он был сообразительный и упорный. Общаясь с покупателями китайского ширпотреба, довольно сносно овладел русским и как мог старался отрабатывать свой хлеб: бегал в магазины и по мелким поручениям.
Ночью, когда я спал, деликатно отгороженный ото всех прочих постояльцев шелковой ширмой, вытканной розовыми ласточками, Ли бесшумно покинул свою раскладушку, подобрался ко мне и пристроился рядом. Сон мой был чуток, и я тут же открыл глаза. Зрачки Ли, пристально смотревшие на меня, были темнее ночи.
— Ты завтра уйдешь, — сказал Ли.
— Уйду, — согласился я.
— Возьми меня с собой. — Китайчонок прижался теплой щекой к моему плечу.
— Спи. — Я обнял его, и он затих.
Утром нас разбудил громкий топот и выкрики, раздававшиеся по всему коридору.
— Облава. — Ли посмотрел на меня с тревогой.
Смысл этого слова был ему хорошо знаком. Испугался он, как я понял, больше за меня.
Сбросив одеяло, я быстро оделся. Рейд милиции был, вероятно, плановым. Однако и нельзя было исключать, что спланировал его кто-то из чинов именно с дальним прицелом на мою поимку. Не верю я в совпадения. Как не верил, так и не верю.
— Я вернусь! — сказал я китайчонку. — Обязательно!
И надел ему на шею свой образок на гайтане.
Мощный удар чуть не снес дверь с петель, только лишь я выглянул из-за ширмы.
