О.: Ты верно заметил — бабушки на лавочке тоже полны негатива. И при необходимости костылем убить могут.
Э.: Конечно, негатив объясняется и низкими доходами, и ужасным здравоохранением, но если у человека есть силы и желание, то надо его всячески вписывать в активную жизнь. Пусть в бридж играет, танго танцует или в музеи ходит с группой.
О.: Знаешь, а ведь пожилой человек очень даже может быть полезен. У стариков иногда очень зоркий и неожиданный взгляд на вещи, например. Я люблю их советы. И рассказывают они… Порой навязчиво, но иногда очень интересно. Я как-то подслушала на пляже рассказ слепой бабушки про то, как девочкой ее угнали в Германию на работы, она сбежала, не зная языка… Эдуард, это было более захватывающе, чем романы Дюма.
Э.: Значит, надо предоставить этой женщине возможность социальных контактов. В Канаде пожилые люди тоже непросто переживают уход на пенсию. Изменяется положение в обществе, появляется ощущение ненужности. Здесь был найден интересный выход. Если пенсионер чувствует в себе силы, он может заниматься разнообразной волонтерской деятельностью.
О.: Послушай, это же гениальная идея! Волонтеров в любом обществе не хватает. Пенсионер чувствует себя необходимым, и он действительно очень нужен! Это поднимает его самооценку и его ценность в глазах окружающих. Про пользу я и не говорю.
Э.: …Но при этом канадские пенсионеры получают пенсию, которая позволяет жить достойно.
О.: Не хочу даже обсуждать, российская пенсия унизительна и ужасна. Но мы ничего не можем с этим сделать…
Э.: Я бы еще добавил про волонтерство, с твоего позволения. Стать волонтером тоже может не каждый, а только тот, кто испытывает симпатию к ближнему. Ходить и помогать в раздраженном состоянии не стоит.
О.: Раздражения у нас хватает везде. У меня опять пример. Недавно снимали программу про то, можно ли выйти замуж после шестидесяти. Сидят героини, женщины, полные надежд, а им один гость, молодой человек, и говорит открытым текстом: «Посмотрите на себя, кому вы нужны, противные старые бабы?».
При том, что одна из них как раз недавно замуж вышла. Пригодилась кому-то.
Я вообще однажды разговорчик слышала: «Она ничего, красивая, только старая уже — двадцать восемь лет».
Э.: Конечно, «старая». А потом мы удивляемся уровню самоубийств у подростков, алкоголизму, агрессии и депрессиям. Не видим связи.
О.: Ха! У нас каждое второе объявление о вакансии заканчивается словами: «До 35 лет». А после тридцати пяти лет что? Человек разваливается, не может работать? Ему до пенсии еще четверть века.
Э.: Это, собственно, мы уже обсуждали. Начальник думает, как и высшая власть — молодой и неопытный лучше управляем.
О.: Есть такая профессия — телевизионный редактор. Между прочим, очень сложная и ответственная, требующая такта и мастерства. У меня куча знакомых шикарных редакторов за пятьдесят не могут найти работу. Все ноют, что редакторов нет, но предпочитают взять девочку после института.
Э.: У профессионалов за сорок есть собственные взгляды на жизнь. И это клеймо, в каком-то смысле.
О.: То есть нам неважно, чтобы хорошо. Нам важно, чтобы удобно.
Э.: Да. Если в Европе избавились после Второй Мировой войны от отношения к человеку как к материалу, признали вину, покаялись, то у нас ведь никакого осмысления и покаяния не произошло. Наоборот. Кое-кто заявляет, что коммунизм очень близок к Христу.
О.: Вот еще пример. Наших стюардесс набирают, как будто в бордель — по молодости и красоте. На западных авиалиниях я видела чудесных и ухоженным дам в возрасте. То же самое в дорогих магазинах, где у нас тоже девочки малолетние работают. И ладно бы в магазине, но везде также.
Э.: Принцип, что кухарка должна управлять государством, не хочу никого обидеть, существует, но должен быть забыт. Я в том смысле, что делать что-либо должен тот, у кого есть соответствующая квалификация. Но если ты меня спросишь, как этого добиться в России, я пока не знаю. Я думаю, что очень помогла бы квота.
У нас много смеются над квотами в Америке, когда в организации есть обязательная часть женщин, цветных, инвалидов, но это постепенно приучает общество к переменам.
О.: Идея! Надо принять закон, что каждый работодатель должен принять столько-то работников старше пятидесяти. Или — давать преференции пенсионерам при вступлении в кружки. Есть же бесплатное место для льготников в маршрутке?
Э.: Неплохо было бы, если некто, открывающий студию обучения танцам, спортклуб или кафе, был обязан принять бесплатно несколько пенсионеров.
О.: Я бы дальше пошла. У нас очень плохая бесплатная медицина. Надо обязать, чтобы каждая частная клиника бесплатно лечила нескольких социально незащищенных. Пусть не всех, но в районной поликлинике очереди уменьшатся.
Ну и, конечно, отношение поменять. Человек не компьютер, за которым я сейчас сижу. Этот сломается, куплю новый. Польза от пожилого человека другая, но это не значит, что ее нет.
Э.: В монашеских орденах это заметно. Как ты знаешь, монахи на пенсию не уходят, но пожилые священники и братья, которые уже не служат, не теряют наблюдательности, и их некоторая отстраненность от земных дел дает им большую свободу во мнениях и высказываниях. Это очень важно.
О.: Я могу подтвердить. Ваши пожилые братья прелестны и остроумны.
18. Родная кровь
Лично у меня нет ни брата, ни сестры. И у моих родителей тоже нет братьев и сестер. Более того, у моей дочери тоже никого нет. Сильно подозреваю, что и не будет.
Тем не менее, я всегда хотела. Очень. Мне до сих пор кажется, что брат или сестра — это что-то такое, неотменяемое. Друг может быть очень близким, но рано или поздно большинство друзей отваливается по разным причинам. С братьями и сестрами объединяет кровь, и она никуда не денется.
Когда я начинаю вслух завидовать тем, у кого братья и сестры есть, они обвиняют меня в глубокой наивности.
— Ты не представляешь, как это ужасно — много лет нос к носу жить в одной комнате с совершенно чужим человеком. По характеру мы с сестрой совершенно разные, с разными интересами, мы дрались до крови чуть ли не каждый раз, как оставались дома одни.
— Я всю жизнь конкурировал с братом, мне казалось, что его любят больше. Он болел, ему покупали подарки, он считал, что это нормально. Вырос спесивым и жадным — мы не общаемся лет пятнадцать.
Как журналист, я часто сталкиваюсь с тем, как ужасно братья и сестры делят имущество или просто враждуют без всякого повода. Частично это объяснимо тем, что давно известно — именно родственники, если уж начинают войну, то крайне жестокую и до последнего патрона.
Я понятия не имею, почему началась война братьев К., потому что застала ее катастрофическое окончание. Факты же заключались в том, что Сергей решил извести родного брата Захара. Почти ровесники, обоим чуть больше тридцати. Оба имеют успешный бизнес. Сергей, хорошо знавший слабые места в фирме Захара, написал на него очень обстоятельный донос в налоговую инспекцию. Захару грозил немалый тюремный срок и, чтобы откупиться, пришлось продавать квартиру и переезжать в съемную. Захар не знал, кому обязан честью «наезда» на фирму, и в трудную минуту обратился к брату за материальной помощью. Тот дал, но попросил расписку (на всякий случай). Когда Захар расплатился с братом, тот сказал:
