– Я так и думала, собственно.
– Между прочим, для издательства это головная боль. Иногда эти размышления в рамках традиции кажутся многим провокационными.
– Конечно, в этом я уверена. Именно чистая традиция многим кажется потрясением основ. Можешь привести пример ваших «провокаций»?
– Хм. Могу. Когда президент Саркози выставил цыган за пределы Франции, один из наших братьев появился на телевидении и отдал свою медаль, полученную от правительства. И сказал фразу, от которой вся конгрегация затаила дыхание: «Я хочу, чтобы у господина Саркози был инфаркт». Мы приготовились. В 1900 году нас уже выставляли из Франции…
После этого нашему брату пришлось давать интервью, в котором его спросили: «Как же так?» «Нет-нет, – ответил герой. – Я не хотел смерти президента, я хотел просто, чтобы Бог поговорил с ним сердце к сердцу».
Мы все очень смеялись: «Неужели, когда Бог говорит сердцем к сердцу, случается инфаркт?»
– Но вас все-таки не выгнали… Это главное. Как вы оказались в России?
– 3 июня 1860 года, во время аудиенции, Папа Пий IX благословил дела отца Эммануэля д'Альзона «на Западе и на Востоке». Имелся в виду именно христианский Восток. В 1863 году отец д'Альзон посетил Константинополь и ближе познакомился с восточным христианством. После этого у него началась великая любовь к России.
– В чем она выражалась?
– Хотя бы в том, что он настаивал: не надо делать восточных христиан приверженцами латинского обряда. Конечно, если они хотят, то пожалуйста, но не надо на этом настаивать. Еще XIX веке он написал: «Когда будут решены проблемы между Москвой и Римом, все остальные проблемы между православными и католиками разрешатся сами собой».
Огромное влияние на нашего основателя в этом направлении оказала одна дама, которая появляется в его переписке исключительно под инициалами. Это была внебрачная дочь Николая Первого. Они переписывались, встречались, когда она приезжала во Францию, женщина многое объяснила ему касательно русского менталитета и православной традиции.
Он очень хотел наладить братское общение с Православной Церковью в России. Осуществилось это только в 1903 году, когда два ассумпциониста приехали в нашу страну. Естественно, после Октябрьской революции они были выставлены, но благодаря соглашению Литвинова – Рузвельта в 1933 году вернулись в качестве капелланов американского посольства. Именно ассумпционисты все годы советской власти осуществляли подобную деятельность.
– Сейчас ты мне скажешь, что так случайно сложилось… Но ты же первый русский, ставший августинцем Успения?
– А что я могу сказать, если это действительно случайность?
В 1989 году французская ветвь нашего ордена снова смогла вернуться в Москву. Отец Бернар Ле Леаннек в качестве корреспондента журнала «La Croix» приехал вместе с кардиналом Люстиже на празднование тысячелетия Крещения Руси и получил от Троице-Сергиевой лавры предложение пожить год в православном монастыре. Он остался, он влюбился в Россию и вернулся в храм Святого Людовика как французский ассумпционист.
В начале 90-х я был не единственным российским кандидатом в ассумпционисты. И другие кандидаты были гораздо более высокодуховны и умны. Но так сложилось, что они решили не продолжать этот путь.
– С вами в Москве еще сестры служат расчудесные. Сестры Успения.
– Да эта конгрегация была создана именно для служения в Восточной Европе, и важность их работы в приходе трудно переоценить.
– Они работящие – да. Еще очень добрые и улыбчивые.
– Это чистая правда.
Присматривайте за мной
Эдуард
Иногда мы задаемся вопросом – можно ли увидеть Бога? Нам кажется, что если мы Его увидим, все тут же изменится. Нам хочется увидеть Бога в реальной жизни, и это возможно. Да, возможно. В человеческих отношениях, в людях, которые живут в истине и любви. Именно в таких людях можно увидеть Бога, который меняет жизнь.
В моей биографии таким опытом стало общение с бывшим архиепископом Парижским, кардиналом Люстиже.
Мы познакомились, когда я приехал учиться в Париж, и на протяжении многих лет мы регулярно виделись, обсуждали духовные и светские вопросы. Он очень не любил пафосности, общения напоказ, поэтому я редко рассказываю о том, что мы довольно тесно общались. Для меня важнее внутреннее вдохновение от этого человека, которое он внес в мои молитвы и даже в манеру вести богослужение.
Перед моим возвращением в Россию он сказал очень важные слова, которые я никогда до этой книжки никому не пересказывал.
Он сказал:
– Жизненный путь верующего очень тернист. Мы не знаем, как нас ведет Бог, но путь определяется теми людьми, которых Он нам посылает. Когда я стал христианином (а кардинал Жан Мари Люстиже по национальности еврей. – Э.) и уж тем более когда меня назначили епископом, мои народ, в своей консервативной части, от меня отвернулся. И это была рана.
Однако, чем старше я становлюсь, тем более сглаживается проблема. Если раньше многие люди совсем не хотели со мной общаться, то теперь они приглашают меня читать им лекции. Непонимание вполне способно стать диалогом, только не надо отчаиваться.
В твоем случае, с иными частями общества и духовной культуры, может получиться точно так же. Надо верить, что это изменится, и идти путем добра и милосердия, даже не всегда встречая понимание.
Эти слова всегда меня поддерживали и поддерживают.
Через месяц после этого разговора у кардинала Лю-стиже обострилось его заболевание. Он умирал и знал об этом. Все знали. Он лежал в больнице и виделся только с самым узким кругом родственников и друзей. Я попросил передать ему, что хотел бы с ним встретиться, если это возможно. Через два часа мне перезвонил врач и передал: «Он хочет с вами поговорить».
Я не буду описывать, что я увидел. Это была одна из самых тяжелых сцен в моей жизни. Когда любишь и уважаешь человека, невыносимо видеть его страдания. Наша встреча заняла около пяти минут. Больше он не выдержал бы. Вероятно, и я тоже.
Я понимал, что в этом мире мы больше никогда не увидимся, и только успел сказать:
– Я прошу вас присматривать за мной с небес. Если это возможно.
Он посмотрел на меня и ответил:
– Я это сделаю.
Это, наверное, самая сильная поддержка, которую я чувствую всегда. Я знаю, в том, как родилась, проросла и сложилась наша книжка, есть присмотр архиепископа Парижского кардинала Люстиже. И я хочу его за это поблагодарить.
У меня на столе лежит его фотография с подписью: «Эдуард! Да подаст тебе Святой Дух всегда молиться с Иисусом: “Отче! Не как я хочу, а как Ты хочешь”. И да сохранит Он тебя в мире и радости Христа».
В мире и радости – это самое важное.
