2. «Христиане Красной буквы» – растущее евангельское движение, сосредоточенное на социальной справедливости, проблеме бедности и охране окружающей среды.
Обе группы принимают Библию как Божье слово и считают Иисуса своим спасителем, но в итоге у них формируются абсолютно разные программы.
Оговорка: я постараюсь быть справедливым, но, возможно, у меня не получится. С той же проблемой я столкнулся во время поездки в Музей творения. Далеко не все можно вместить в мозг. Всю жизнь я был умеренным либералом из Нью-Йорка. Смогу ли я взглянуть на мир глазами евангельского консерватора из Вирджинии?
Не судите, да не судимы будете.
Евангелие от Матфея 7:1
День 247. Сегодня я час говорю по телефону с пастором Элтоном Ричардсом. Он хочет сделать мне теологическую прививку.
Я сообщил ему, что планирую съездить в церковь Джерри Фалуэлла, и Элтону важно донести такую мысль: по его мнению, христианство в трактовке Фалуэлла не имеет практически никакого отношения к учению Иисуса.
– В большинстве случаев они говорят прямо противоположное тому, что говорил Иисус. Христос рассказывал о принятии. Они – об исключении.
– Хорошо, – говорю я.
– И они так сосредоточены на ином мире и конце времен. Иисуса же заботили угнетенные и отверженные в этом мире.
– Понял.
– И всегда такая жуткая самоуверенность.
Я клятвенно обещаю, что потрачу не меньше времени на изучение других, более прогрессивных версий христианства.
Фалуэлл – он умер через несколько месяцев после моего визита – воплощал ультрабуквальный «бренд» христианства. Если СМИ было необходимо высказывание христианина о гомосексуализме или абортах, к нему обращались по умолчанию десятки лет подряд. Он был кошмаром либералов и человеком, который вдохновил Аарона Соркина
[200]
на десятки сюжетов.
И вот у меня появился шанс лицезреть Фалуэлла «в чистом виде». Я лечу в город Ричмонд, беру машину напрокат и еду в Баптистскую церковь на Томас-роуд в Линчбурге. Во вселенной Фалуэлла – важная неделя. На пятидесятилетний юбилей церковь переехала из молитвенного дома на три тысячи мест в броское здание, рассчитанное на шесть тысяч.
В девять тридцать утра я паркую машину рядом с сотнями других, открываю стеклянную дверь, похожую на дверь в торговом центре, и попадаю в анклав Фалуэлла. Как и все мегацеркви, это не просто религиозная организация. Это комплекс.
В нем есть широкий ярко освещенный проход под названием «Главная улица». Есть игровая площадка, на которой стоят пары деревянных зебр и тигров с Ноева ковчега, а еще есть огромный рот кита, куда дети (как Иона в давние времена) могут залезть. Есть похожая на Starbucks кофейня под названием «Лев и агнец», где я купил весьма приличный кофе со льдом. Рядом механическое пианино наигрывает любимые гимны Фалуэлла.
До службы еще есть время, но в десять утра многие прихожане идут на занятия по изучению Библии, проходящие в классах вдоль Главной улицы. Выбор поразительно широк: тридцать восемь вариантов – от курса по Апокалипсису до встречи байкеров-христиан.
Поскольку в нашей семье ожидается пополнение, я выбираю курс «Растущая семья» в комнате 225. Там уже собралось около тридцати прихожан – в основном белые, с иголочки одетые люди, которые беседуют друг с другом, пока встреча не началась.
– Привет! Рада, что вы к нам присоединились, – говорит женщина лет сорока.
Она разглядывает мою бороду.
– Мы приветствуем людей с самым разным… опытом.
– Спасибо.
– Ваша семья скоро пополнится?
– Да, у меня сын – и будут еще двое.
– Ух ты! Вы живете здесь, в Линчбурге?
– Нет, – я делаю паузу. – В Нью-Йорке.
– Здорово! А здесь вы что делаете?
– Ну, просто путешествую по Югу.
Ох. С библейской точки зрения мне надо было быть честным и рассказать ей о книге, но у меня только день на визит в штаб Фалуэлла, и я не хочу терять время.
– Вы здесь с женой?
– Э-э, да. Она в отеле.
Еще одна ложь. Я не хотел показаться мужланом, который бросил беременную супругу (но ведь именно это я и сделал).
– Она не захотела прийти?
– Собиралась, но, м-м, у нее токсикоз.
И так она растет, эта паутина. Женщина продолжает задавать вопросы, а я продолжаю извергать ложь. К счастью, начинается собрание. Пастор, человек, похожий на худого, молодого и темноволосого Фалуэлла, читает объявление. Скоро будет праздник на открытом воздухе в честь двадцатой годовщины брака одной из пар. Приветствуют меня – в ближайшем будущем отца близнецов. Прихожане аплодируют. Я робко машу им рукой в благодарность.
Как же они дружелюбны. Это первое и общее впечатление. Их дружелюбие приводит меня в замешательство. Когда я вошел в церковь, официальный встречающий по имени Тип сказал «Доброе утро!» с таким жаром, что для передачи его интонации потребуются десять восклицательных знаков. Людей с отсутствующим взглядом здесь нет. Все смотрят тебе в глаза. Все улыбаются. Меня хлопают по спине, кладут руки на плечи, мою ладонь берут в свои ладони – за четыре часа я испытал этого больше, чем за десять лет в Нью-Йорке.
Я знаю, что у дружелюбия есть пределы, и поэтому волнуюсь. Знаю, что Фалуэлл как-то сказал: «СПИД – это гнев справедливого Бога на гомосексуалистов». Знаю, что после 11 сентября он заявил: «Язычники, сторонники абортов, феминистки, и геи, и лесбянки… атеисты, коммунисты и либералы… я показываю пальцем им в лицо и говорю: “Вы помогли этому случиться”». Знаю, что недавно он призывал не волноваться насчет глобального потепления, поскольку в Псалтири 118:90 сказано: Бог «поставил землю, и она стоит». Знаю, что его журнал безжалостно обличил Тинки-Винки, бедного телепузика с сумочкой, обвинив его в гомосексуальности.
Предположительно, Тип и остальные согласятся с этим. Но их нетерпимость сочетается с поразительным добродушием. Церковь контрастов.
После пятнадцати минут объявлений без надежды на скорое завершение я решаю уйти.
Ничего такого, чего не было бы в тысяче других церквей и иных храмов США. Мне нужны впечатления поострее.
– Сейчас приду, – вру я соседу, направляясь к выходу, – мне надо в туалет.
Спускаюсь на пролет вниз, на семинар для одиноких. Может, там будет интересно.
За столиком регистрации женщина спрашивает, сколько мне лет.
– Тридцать семь, – говорю я.
– Вам туда, – указывает она. – Там семинар для одиноких людей от тридцати пяти до пятидесяти.
Это неприятно. Я в группе старперов. Кроме того, я снова наврал. Мне тридцать восемь. Какое тщеславие.
