– Спасибо! – сказал я на выходе.
Вернувшись в квартиру, я сел на диван и прочел написанные от руки страницы. Это оказалась непростая, но хорошая книга. И далеко не законченная: иногда на странице был только фрагмент предложения. Не знаю, опубликуют ли ее когда-нибудь. Надеюсь, что да. Но на случай, если нет, вот предложение с сорок первой страницы, которое потрясло меня до глубины души. Это о наброске портрета Джимми Хендрикса, который стал обложкой для его альбома.
«В итоге я продала оригинал Hard Rock Café, и не только потому, что мне не помешали бы деньги. Просто я боялась: если я умру, его выставят на улицу в черном полиэтиленовом мешке, как обычно поступают с вещами умерших. Но теперь он в безопасности».
…и было в устах моих сладко, как мед.
Иезекииль 3:3
День 374. У моей племянницы Наталии сегодня бат-мицва в Нью-Джерси. Как вы, возможно, знаете, самое важное в современной бар– или бат-мицве не чтение отрывка из Торы и не зажжение свечей. Необходима тема: спорт, рыцари Круглого стола, что угодно. Недавно я был на бар-мицве мальчика Зака под названием «Заковы войны: месть Торы». Название не очень-то согласовалось с запретом на месть в Книге Левит. Тема Наталии – «Шоколадная фабрика Вилли-Вонки».
Наталия с мамой превзошли сами себя. Они прислали приглашения, обернутые вокруг плиток шоколада. Ее мама потратила не одну неделю, чтобы сделать двадцать два умпа-лумпа
[246]
из папье-маше. Столы они заставили мисками с конфетами Skittles и M&M’s.
Джаспер начал ерзать, и я вынес его на танцпол, где мы присоединились к тринадцатилетним одноклассникам и шестидесятивосьмилетним двоюродным бабушкам. Мы танцевали под песню Бейонсе, и тут я испытал необычное чувство. Оно словно накрыло меня, а потом и Джаспера, и вот уже распространяется, словно капля клюквенного сока в стакане воды. Оно расходится по комнате, окружая племянниц, племянника, Джули и моих родителей. Вот так, на восхитительно глупом ритуале, в окружении гигантских конфет, я опустил барьеры, и мое чувство проникло сквозь стенки черепа, вышло на свободу и заполнило комнату. И оно продолжает расти. Мне даже кажется, оно выплеснулось из дверей и окон на стоянку и подъездную дорогу.
За год я не раз был к этому близок. Например, во время гипнотического транса, когда смотрел на проповедника-змеедержца. Но еще никогда я не отдавался ему полностью – только парил в паре метров над землей, как воздушный шар, еще привязанный тросом.
И вот, в кантри-клубе в Нью-Джерси, держа на руках сына, который обвил мою шею руками и положил голову мне на плечо, я решил принять это чувство и испытать его, не сопротивляясь. Это смесь любви, благодарности, сопричастности и радости. Радости концентрированной, гораздо более насыщенной и горячей, чем во время танцев с хасидами. Возможно, я наконец понял чувство, которое испытывал царь Давид, танцуя перед Богом. В такие моменты ничто не может помешать. Если бы моя одежда взлетела вверх, как у него, это не имело бы никакого значения. По крайней мере для меня. Радость заглушила бы все остальное.
Это состояние длилось всего секунд десять или даже меньше. А потом оно ушло, но не до конца. До сих пор осталось послевкусие, и надеюсь, Бог даст, это продлится еще недели или месяцы.
По дороге в Нью-Йорк я спрашиваю себя: почему именно сейчас? Не связано ли это с переутомлением после смерти Нэнси? Не исключено. Или дело в том, что мой проект подходит к концу, и поэтому я силой ввел себя в такое состояние? Да, возможно. Но даже если это чувство было вызвано искусственно, все же оно реально. Лосось с фермы лучше, чем никакого лосося. Мой год был контролируемым экспериментом, но иногда эксперименты дают результаты именно благодаря экстремальным условиям. Если бы Грегор Мендель (между прочим, монах) дал своему гороху расти как попало, он никогда бы не понял принципов генетики.
Если бы не было библейского года, я бы не открылся чувству, которое снизошло на меня на танцполе. И одного этого стоили все безумства, трости-сиденья, кузнечики и змеи.
Впрочем близок всему конец…
Первое послание Петра 4:7
День 378, последний. Я решил не уходить в библейский запой. Не хочу весь день метаться, как курица во время капарота. Постараюсь прожить его не спеша, в размышлениях, посмотреть на вещи в перспективе и ответить на кое-какие вопросы.
Помогла ли мне Библия стать лучше? Трудно говорить наверняка, но надеюсь на это. По крайней мере немного помогла. На днях я раздавал листовки с приглашением на митинг в защиту Дарфура, но потом разозлился на людей, которые игнорировали меня и проходили мимо. В итоге я нафантазировал замысловатые сценарии мести, в которых эти люди читали о митинге в New York Times, стыдились, что не взяли листовку, и даже приходили ко мне с извинениями. То есть я стараюсь казаться лучше, чем есть, а это уже первый шаг, если верить Клайву Льюису.
Не знаю, стоит ли об этом упоминать, но я стал терпимее, особенно к религии. Вот откуда я знаю: когда родился Джаспер, ортодоксальная тетя Кейт подарила ему кубики с алфавитом иврита и картинки с библейским сценами. Я не хотел, чтобы Джаспер играл с ними, потому что боялся, как бы они не запечатлелись в его мозгу и не склонили к хасидизму. Сейчас я не просто разрешаю, но даже радуюсь. Мне хочется, чтобы он знал свою религию.
А сама Библия? Что я думаю о ней после годичного погружения?
Когда я только начинал этот проект, Элтон Ричардс привел величественную пищевую метафору. Он сказал: мой опыт будет похож на пир, и хотя не все готовы сесть со мной за стол, важно, что я испытываю голод и жажду – и имею право их удовлетворить. Мне очень понравилась его манера выражаться. И я решил к концу года применить такую пищевую метафору собственного сочинения. Думаю, я ее нашел. Может, она не такая величественная, но все же.
Существует фраза «столовское христианство». Так фундаменталисты иронически отзываются о взглядах умеренных христиан. Смысл здесь в том, что умеренные выбирают и принимают те части Библии, которым им хочется следовать. Они берут большую порцию милосердия и сострадания. Но запрет на гомосексуализм остается на прилавке.
Фундаментальные иудеи не используют фразу «столовский иудаизм», но приводят те же аргументы. Надо следовать всей Торе, а не только «приятным на вкус» частям.
Они хотят сказать, что умеренные верующие непоследовательны. Они приспосабливают Библию к собственным потребностям.
В этот год я ясно понял, что «столовскую религию» практикуют не только умеренные, но и фундаменталисты. Невозможно положить все на свою тарелку. Иначе придется выставлять из церкви женщин, которые захотят поздороваться («Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить…» – Первое послание к Коринфянам 14:34) и выгонять мужчин за обсуждение команды «Титаны Теннесси» («и имени других богов не упоминайте…» – Исход 23:13).
