Мы не проживаем особенно тот аспект настоящего, который заключается в обычном пребывании или нахождении здесь. Быть в настоящем, просто чувствуя свое существование, нам кажется малоинтересным. Это присутствие не в большом почете, когда ценится больше всего информация и практичность. Обычное присутствие не имеет практической ценности, и только начиная внутренне развиваться, люди открывают для себя значение обычного присутствия в настоящем или знания, что они живут в настоящем. Иногда я встречаю людей, которые на мой вопрос: «Что ты ищешь сейчас в жизни?» — отвечают: «Быть здесь и сейчас», и такой интерес к присутствию здесь и сейчас кажется мне признаком незаурядной зрелости.
Однажды я принимал участие в образовательном форуме вместе с человеком, практиковавшим дзен-буддизм, и когда кто-то из публики его спросил: «Что для вас Бог?» — прозвучал поразительный ответ: «Я считаю, что Бог — это проживание данного момента, который обычно мы чувствуем неясно и запоздало». Иначе говоря, Бог ускользает от нас каждую секунду, Бог — это интуиция, ощущаемая в собственной глубине, которая в реальности не наша и ничья — просто Сущность. Не убегать из настоящего в рожденные фантазией цели и задачи — это входная дверь в ощущение существования, которое мы так мало ценим по сравнению с собственными планами и амбициями, но которое, в свою очередь, является началом понимания, что жизнь священна. И если у нас нет контакта с нашей Сущностью, у нас нет контакта с Сущностью других. И тогда все превращается в мысли, абстракции, вещи…
Таким образом, покой — это великая дверь. Дверь в то, что в итоге оказывается таинством, потому что мы это ещё не прожили. Но эта дверь — что рыбам вода: похоже, они её не чувствуют именно потому, что живут в ней. Нет ничего более знакомого, чем «Я сам» — субъект нашего собственного сознания, который стал для нас невидимым из-за его близости. Однако если мы будем взращивать это Я, поливая его своим вниманием как росток в горшке, который надо насыщать влагой ежедневно, оно станет не только источником умиротворения, но и ключом к счастью. Умиротворение — это не то же самое, что отсутствие волнений, а скорее внутренняя сила, которая остается с нами даже среди волнений и конфликтов.
Обучение этой технике в мировых масштабах мне кажется очень важной человеческой потребностью, но мы должны понимать, что покой в мире зависит от внутреннего покоя. Способность достичь большего спокойствия, просто встречаясь с глубинами собственного разума, была бы противопоставлена чувству потерянности во множестве импульсов и мыслительных абстракций.
Как к этому прийти? Было бы достаточно некоторого количества людей, понимающих в этом вопросе, чтобы появилась соответствующая инициатива. Но в больших бюрократических системах сложно что-то предлагать. Я всегда говорил, что образование кажется мне большим белым слоном: наверное, среди всех видов бюрократии его сложнее всего сдвинуть с места. И мы знаем, что бюрократия на самом деле, начиная служить чему-то, заканчивает служением самой себе. Это огромная социологическая проблема.
Я не буду долго задерживаться на покое, оставляя его с верой что когда-нибудь все поймут, что это важная тема, забытая образованием.
Спонтанность
Кроме способности оставаться в покое, давая уму отдохнуть и уняв мысли, нас также интересует способность, кажущаяся диаметрально противоположной, — разрешить мыслям свободно течь. Мы — живые существа, и как у всех живых организмов, наш ум — тоже часть процесса жизни. Но у нас нет истинной свободы, чтобы позволить потоку жизни спонтанно двигаться внутри нас. Дети, которые пока не потеряли непосредственности и инициативы, гораздо свободнее нас. Но мы шаг за шагом их приручаем, а потом образование приводит их к общему знаменателю. И они, как и мы, теряют радость в процессе приручения, ибо счастье не является одной из целей образования.
Счастье человечества однажды будет зависеть от того, чтобы мы заинтересовались счастьем детей, и очень жаль, что это не входит в политическое кредо сегодняшних глав образования, как когда-то входило в программу многих мудрецов Греции: Ликург, Солон и Платон разделяли идею, что нельзя построить счастливое общество, если не заботиться о воспитании добродетельных людей. И то, что они понимали под добродетелью, сильно отличалось от нашего морализма. Добродетель была для них внутренним состоянием, из которого естественно вытекало добро. То есть мы внутренне добры, если находимся в хорошем состоянии, а деструктивность происходит от помех нашей внутренней природы, то есть от внешних напастей.
Следовательно, нас интересует исцеление не только покоем и вниманием к глубине нашего сознания, но и свободой и подчинением своей настоящей жизни, которую мы не проживаем по причине различных помех. Мы не живем Жизнь, мы не можем сказать, что находимся в гармонии с Жизнью. Процессы приручения, образования и воспитания отлучили нас от самих себя, а технологические роды забрали у нас и веру в природу, которая должна была бы вдохновлять нас.
Конечно, сегодня считается, что у эмбриона, как и у животных, очень мало сознания. Но если представить, что плод сознателен, тогда представителям медицинской профессии не было бы так безразлично, что новорожденного отлучают от его матери, или чуть-чуть придушивают, когда преждевременно перерезают пуповину (потому что медики очень заняты и торопятся), или хлопают по спине, чтобы вызвать плач.
Хотя существует всего полпроцента вероятности осложнений при естественных родах, очень показательно, что в латиноамериканских странах как минимум половине женщин делают кесарево сечение. Кроме того, что такой ситуацией доказывается деспотизм культуры над телами матерей, подобное вмешательство в естественный ход процесса вполне соответствует ситуации, когда технико-экономическая система забирает наши жизни с момента рождения, отделяя нас от природного порядка. Традиционно считалось, что ребёнку всё равно, но я думаю, что новорожденные, которые не знают мира, ещё не потеряли того сознания, на поиск которого мы потом тратим всю оставшуюся жизнь. Не зная этого, искатель просветления, или божественного, желает вернуть себе разум плода, как полагал Фрейд, говоря, что океанические состояния сознания мистиков подразумевают воспоминания о состоянии плода. Но мы не должны думать, что подобная интерпретация — мол, мы часть единого и когда-то об этом знали — сможет уменьшить интенсивность нашего желания вернуться. При этом мы, напротив, уводим детей всё дальше и дальше от этого переживания — быть в мире и чувствовать Бытие — всякий раз, когда говорим: «Нельзя», «Осторожно», «Не смей», «Слушай, что я тебе говорю» и т. д.
Могло бы показаться, что свободное течение жизни противоположно покою, но эти состояния как раз комплементарны. Можно сказать, что в медитации есть измерение, которое идет от красного света (призыва к покою) до зеленого (приглашения спонтанно течь), и люди, практикующие медитацию, очень хорошо знают, что только на словах это два несовместимых состояния. В традиции Дзен обычно говорят, что человек должен уподобить свой разум небу, неподвижному и невозмутимому, по которому свободно плывут облака. Это значит, если человек делает свой разум похожим на небо — чистое пространство, то разум, как и пространство становится проницаемым.
