Испытуемый отвечал восьмым. К его удивлению, предыдущие участники выбирали один и тот же неверный вариант. Возникал конфликт между его чувствами и единогласным мнением семи человек. Чему верить? В 12 случаях из 18 испытуемый следовал мнению остальных и давал неправильный ответ. Когда после эксперимента подопытных спрашивали, оказали ли на них влияние ответы других, большинство отвечали отрицательно. Они не только подстроились под мнение большинства, но действительно изменили свои убеждения158.
За эту идею тут же ухватились математические экономисты — Дэвид Хиршлейфер, Сушил Бикчандани и Иво Уэлч. Взяв конформность как таковую, они постарались выяснить ее причины. Почему люди следуют местным трендам? Почему длина юбки, модные рестораны, различные стрижки, популярные певцы, новости, увлечение определенными продуктами и упражнениями, экологические страшилки, набеги на банки, психиатрические оправдания и тому подобное столь тиранически одинаковы в любой заданный промежуток времени и в любом месте? «Прозак», жестокое обращение с детьми, аэробика, «Power Rangers» — откуда взялись эти помешательства? Почему в США работает система праймериз — система предварительного выбора одного-единственного кандидата: с какой стати избиратели станут голосовать за любого кандидата, лидирующего по итогам выборов в крошечном штате Нью-Гемпшир? Ну почему люди такие овцы?
За последние годы было предложено минимум пять объяснений, но ни одно из них не убедительно. Первое: тех, кто не следуют моде, каким-то образом наказывают — это просто неверно. Второе: следование моде мгновенно вознаграждается — как, например, езда по надлежащей полосе. Опять-таки, обычно, ложно. Третье: люди просто предпочитают делать то, что и другие — как сельдь предпочитает оставаться в косяке. Что ж, возможно, но это не ответ на вопрос. Четвертое: каждый независимо приходит к одному и тому же заключению. И пятое: те, кто принимает решения, говорят остальным, что нужно думать. Ни одно из этих соображений не объясняет большую часть конформности.
Вместо всех вышеизложенных гипотез Хиршлейфер с коллегами предлагают так называемый информационный каскад. Каждый человек, принимающий решение — юбку какой длины купить, какой фильм посмотреть, — учитывает информацию из двух различных источников. Первый — его собственное независимое суждение, второй — выбор других людей. Если последние единодушны в своем выборе, то человек может проигнорировать свое мнение в пользу предпочтений стада. Это не слабость и не глупость. Как-никак, поведение других людей является ценным источником информации. Зачем доверять собственным рассуждениям, подверженным всевозможным ошибкам, когда можно «измерить температуру» мнений тысяч людей? Миллион потребителей не могут ошибаться насчет фильма, каким бы никудышным ни казался сюжет.
Более того, есть некоторые вещи — например мода на одежду, — где правильный выбор определяется исключительно мнением других. Покупая платье, женщина не просто спрашивает: «Оно красивое?» Она спрашивает: «Оно модное?» Что касается нашей страсти к моде, то можно провести любопытную параллель с некоторыми животными. Самцы шалфейного тетерева, обитающего на американских равнинах, сбиваются в большие стаи (токовище). Конкурируя за право оплодотворить самок, они танцуют, расхаживают с важным видом, самозабвенно раздувают грудь. Один или два самца (обычно те, кто устраивает представление ближе к центру токовища) пользуются наибольшим успехом. ю% самцов могут осуществить 90 % спариваний. Дело в том, что самки — великие подражатели. Самец для них привлекателен лишь потому, что вокруг него уже собрались другие самки (это показывают эксперименты с манекенами). Такой пунктик означает, что выбор самца может быть достаточно произвольным, но следование моде при этом не менее важно. Любая самка, нарушающая строй и выбирающая одинокого самца, по всей вероятности, вырастит сыновей, которые унаследуют неспособность папочки привлекать толпы самок. То есть популярность в игре спаривания — награда сама по себе159.
Но вернемся к людям. Подчинение информационному каскаду, конечно, хорошо, но есть одна проблема: в итоге может оказаться, что слепой незрячего ведет. Если большинство людей позволяют другим поколебать собственные суждения, то миллион человек таки могут ошибаться. Утверждать, что та или иная религиозная идея истинна, ибо другие верили в это тысячу лет, ошибочно. На мнение большинства оказывает влияние тот факт, что изменилось мнение их предшественников. Действительно, одна из характерных особенностей повальных у влечений, которую может объяснить только теория Хиршлейфера, заключается в следующем: они так же хрупки, как и захватывающи. Чуть только появляется незначительная новая информация, как все бросают старую моду ради новой. Наша страсть к увлечениям кажется довольно глупой: фактически мы скачем от одного всеобщего помешательства к другому по прихоти фонтанирующей информации.
Тем не менее в маленьком роду охотников-собирателей подчиняться моде целесообразно. По большому счету, человеческое общество — это не союз индивидов, каковым является общество леопардов или даже львов (хотя отдельные львы и сбиваются в группы). Оно состоит из групп, суперорганизмов. Сплоченность последних, достигаемая благодаря конформности, представляет собой ценное оружие в мире, где группы должны действовать сообща — с тем чтобы конкурировать с другими союзами. Произвольность решения важна меньше, чем единодушие, с которым оно принято160.
Ту же мысль высказал специалист по теории вычислительных систем Герберт Саймон
[46]
. Он предположил, что наши предки преуспевали при условии социальной «послушности» — восприимчивости к социальному влиянию. Помните, как мы усердно убеждаем друг друга в добродетельности бескорыстия? Если бы в ходе естественного отбора мы сделались восприимчивы к такому внушению, то наверняка очутились бы в успешных группах — в силу наших альтруистичных предрассудков. Поступать так, как говорят другие люди, убежден Саймон, дешевле и лучше, чем выяснять оптимальный образ действий самостоятельно161.
Возлюби ближнего своего и возненавидь всех остальных?
Если люди подчиняются традициям родной группы, тогда каждая из них автоматически будет культурно особенной. Если в одной принят запрет на свинину, а в другой — на говядину, различие между ними будет сохраняться благодаря конформизму. Те, кто присоединяются к данной конкретной группе, подчинятся ее запретам. Таким образом, получить крайне различные практики, каждая из которых представлена группой людей, чрезвычайно легко. Если вероятность вымирания сообщества в конкуренции с другими высока и если новые группы образуются в результате расщепления старых, а не объединения представителей многих союзов, тогда условия для группового отбора весьма многообещающи.
Применимы ли эти условия к людям? Джозеф Солтис, коллега Бойда и Ричерсона, задался целью проверить эту концепцию, изучив историю племенных войн в Новой Гвинее. Это необычная страна, ибо большинство обитающих там племен впервые вступили в контакт с западным миром лишь в прошлом веке. Когда антропологи впервые познакомились с ними, их еще не потревожили западные товары, нормы и убеждения. Следовательно, утверждать, будто рутинная практика племенных войн — некий артефакт западного контакта, едва ли правомерно. Большинство новогвинейцев пребывали в весьма гоббсовом состоянии: насилие и жестокость представляли для них постоянную угрозу.
