— Радио слушал?
— Что? — не понял я. — Какое еще радио?
— Радио, говорю, слушал? — повторил он. — Любопытное сообщение передали по «Эху». Скоропостижно скончался крупный финансист, небезызвестный Вайсман.
— Как?! — Я пораженно повысил голос.
— Вот так. Прилетел из командировки. И вечером умер. Внезапно — от сердечного приступа. У себя в загородной резиденции.
— Это точно?
— Куда уж точнее, если завтра будут хоронить. — Я замолчал, собирая разбегающиеся мысли. — Молчишь? — Саша хмыкнул. — На меня тоже поначалу будто оторопь нашла. Потом покумекал и рассудил: вполне возможно, что это всего лишь ничего не значащее стечение обстоятельств. Сердце, знаешь ли, не выбирает, когда ему остановиться.
— Странно, — скептически заметил я, — очень даже странно. И почему такая спешка с похоронами?
— Так и думал, — отозвался Саша, — что сразу подключишь свое воображение.
— Что ни говори, а мысли навевает, разве нет?
— Может, да. А может, и нет.
— Черт! — разразился я. — В голове все смешалось. Тамара… Борис… А теперь вот Вайсман. Случайные, разрозненные события? Или как-то увязаны?
— Не знаю. Но всяко бывает.
— Кстати, есть что о Тамаре?
— Пока ничего, — ответил Саша. — Но, думаю, к вечеру что-нибудь проклюнется.
— Если она была с ним в Казани, — продолжил я, — следовательно, тоже уже вернулась? А если не была… Интересно, как они объяснят отсутствие на похоронах патрона его правой руки.
— А ты уверен, что ее не будет? — поддел меня Саша.
— Вот и ладно, — сказал я. — Вот и поглядим. А сейчас у меня к тебе еще одна неотложная просьба. Будь другом, напряги свой детективный ресурс и раздобудь ее московские координаты.
— Зачем тебе это? — насторожился он.
— Если можешь, сделай, пожалуйста. — Я не стал ничего объяснять.
— Как скоро?
— Часа через два буду в редакции. Удастся что-нибудь выведать — позвони туда сразу же.
Неожиданное известие не переставало занимать меня всю дорогу до редакции. Я силился отвлечься, но переживал и переживал его, почти физически — нёбом — ощущая дурной привкус. Что-то меня растревожило, и здорово растревожило. Однако ничего путного в голову не приходило — все вертелось на грани беспредметных предчувствий.
К шефу я заявился в состоянии сильного возбуждения. И с ходу попросил об отпуске — хотя бы недели на две.
— Никакого просвета? — спросил он сочувственно. — Или тебя гложет еще что-то?
— Да нет, просто работник сейчас из меня никакой.
— Значит, отпуск. А я-то решил, что ты пришел ругаться.
— Ругаться? — не понял я.
— Статья-то твоя из субботнего номера вылетела.
Сокрушенно помотав головой, я покаялся в страшнейшем для него грехе — небрежении к газете, признавшись, что начисто позабыл о статье.
— Вот как. — Он насупился. — Это совсем не то, что приятно слышать от ведущих сотрудников.
— Виноват — исправлюсь. — Я усмехнулся: — И что там со статьей?
— Появились новые документы Счетной палаты. Прямо по теме. До нас они еще не дошли, но, видимо, в статью потребуется внести кое-какие изменения. Придется тебе малость еще поднатужиться.
— Нет проблем, — сказал я. — Известите заранее — на пару часов забегу. Но отпуск все-таки оформлю.
— Черт с тобой, оформляй.
И тут грянуло. Я собрался было попрощаться, но он удержал меня жестом пухлой ладошки. Как-то непривычно помялся, поерзал и, точно решившись на нечто отчаянное, шумно выдохнул:
— Извини, пожалуйста. Отпуск твой… он связан только с Борисом?
— Не уловил, — с недоумением дернулся я.
— Ну, понимаешь, — он явно пересиливал себя, — может быть, ты увлекся каким-нибудь делом?.. Перспективной темой?
— Простите, но все еще не улавливаю.
Он засопел и выдавил:
— Ладно, выложу прямо. Был ты недавно в некоем банке?
— Гмм… — От неожиданности я чуть не потерял дар речи, но совладал с собой и сухо признал: — Ну был. И что из этого следует?
— Зачем?
Я пожал плечами:
— К газете это отношения не имеет.
— Постой… Как это не имеет? Ты был в банке, стращал каким-то компроматом…
— Может, так же прямо откроете, откуда ветер дует?
— Не важно. Один человек из мэрии…
— Одна бабушка сказала, — огрызнулся я.
— Не груби. — Он откашлялся и принялся перебирать бумаги на столе. — Наверное, я не прав. На тебя это непохоже. Так я и сказал: чушь, мол, собачья.
— Куда вы клоните?
— Да никуда я не клоню. Просто… Просто хотелось бы знать, чем занимаются мои сотрудники.
— К газете, — повторил я, — это не имеет никакого отношения.
Он задумчиво помолчал. Потом, усмехнувшись, примирительно заметил:
— Ладно, строптивец. Иди отдыхай. Наверно, я напрасно об этом заговорил. Но… — Помедлив, ввернул: — Будь, пожалуйста, осторожней.
Уже второй раз меня предостерегали — призывали к осторожности. Я вышел в приемную. Настрочил и оставил Леночке заявление об отпуске и отправился к себе.
К вящему моему удивлению, разговор меня не сильно задел. Если я и испытывал поначалу некоторую досаду, то недолго — очень скоро, едва я переступил порог своей каморки, возобладало странноватое, неопределенное чувство ожидания. Минут пять я просидел за столом неподвижно, прислушиваясь к этому чувству: что-то стронулось? Не стоило, пожалуй, обольщаться. Скорее всего, реакция из банка — не большее чем вполне оправданное выражение недовольства моим бессмысленным демаршем. И все-таки… — И все-таки, — усмехнувшись, сказал я вслух, — хоть какая-то подвижка. — И принялся разбирать и просматривать кипу накопившихся газет, нетерпеливо поглядывая на телефон.
Саша позвонил около часа и продиктовал адрес. Оказалось, что это в моих окрестностях, где-то в конце Рублевки. По дороге я заскочил в магазин, купил коробку конфет и, подумав, прихватил на всякий случай бутылку «Русской».
Дом отыскался без труда. Высоченное элитное сооружение со сглаженными, округлыми углами, окольцованное широкой рабаткой, броско выделялось среди окружающих зданий тоже далеко не массовой застройки. Я ступил в просторный вестибюль. В застекленной сторожке слева, как в витрине, над невидимым столом сутулился лысеющий вахтер. Я приблизился к раздвинутому окну, навстречу вопросительно вскинувшемуся продолговатому лицу. Глянув на широкий приплюснутый нос в красноватых прожилках, мысленно похвалил себя за предусмотрительность и без слов вынул бутылку из кейса. Потянувшись, водрузил ее на стол. Он подозрительно покосился на неожиданный презент, потом на меня, хмыкнул, пробормотал: «Вроде не праздник», однако бутылку прибрал — неторопливо, с достоинством, задвинув куда-то под ящик. Потом встал, шагнул к двери сбоку, отвел задвижку и пригласил войти. Я вошел и пристроился на массивном дубовом табурете.
