Книга Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий, страница 43. Автор книги Харуки Мураками

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий»

Cтраница 43

Верно ли он поступил? Кто знает. Стоило ли так уж доверять своему «шестому чувству»? Да, может, это вообще никакое не чувство, а просто шальная мысль? «Да пребудет с тобой сила!» – сказала Сара…

И он надолго задумался о лососях, совершающих долгие путешествия по темным морям, повинуясь то ли инстинкту, то ли еще какому чутью.

Именно в эту минуту в его поле зрения попала фигурка Сары. Все в том же мятно-зеленом платье с коротким рукавом и светло-коричневых туфельках, она спускалась по бульвару к Дзингу-маэ. Цкуру затаил дыхание и невольно нахмурился. Слишком уж это невероятно. Первые несколько секунд он был уверен, что видит мираж, фантом, который сам же и вызвал из глубин одинокой души. Но нет – никаких сомнений: то была настоящая Сара. Он вскочил, едва не опрокинув столик. Расплескал кофе из чашки на блюдце. Но тут же, будто обухом ударенный, рухнул обратно на стул.

Рядом с Сарой шагал средних лет мужчина. Крепко сложенный, не очень высокий. В легкой светлой ветровке, голубой рубашке и темно-синем галстуке в светлую крапинку. Прическа элегантная, волосы с проседью. Возраст – немного за пятьдесят. Нижняя челюсть тяжеловата, но в целом впечатление он производил приятное. На лице – маска сдержанного достоинства, какую любят нацеплять разменявшие полвека мужчины. Шагал он с Сарой под руку – так, словно знал ее уже много лет.

Приоткрыв рот, Цкуру следил за ними через стекло. И как будто хотел что-то произнести, но слова застревали в горле. Когда парочка поравнялась с его окном, Сара даже не глянула на него. Увлеченная беседой, она вообще не смотрела по сторонам. Мужчина что-то рассказывал ей, и она заливисто хохотала, показывая всему миру ровные белые зубы.

Вскоре сумеречная толпа поглотила их. А Цкуру еще долго глядел им вслед, робко надеясь, что Сара вот-вот вернется. Что она все-таки заметила его – и сейчас придет, чтобы все ему объяснить.

Но Сара больше не появилась. Лишь новые и новые силуэты проплывали мимо по тротуару.

Он сел поудобней на стуле, глотнул воды со льдом, каменея от вселенской тоски. В левой части груди болело так, словно там что-то вырезали острым скальпелем. Ему даже почудилось, будто под рубашкой кровоточит огромная рана. Подобная боль не посещала его уже очень давно. Наверное, с того самого лета на втором курсе, когда четверо лучших друзей отсекли его от себя и выбросили как ненужную вещь. Он закрыл глаза и отдался этой боли – так же, как отдавал свое тело воде. Пусть уж лучше болит, решил он. Хуже всего, когда никакой боли уже не чувствуешь…

Все звуки смешались и превратились в тонкий писк за ушами. В тот особый шум, который слышишь только в глубочайшей тишине. Раздается он не снаружи, а из внутренних органов. Все люди живут со своим шумом внутри. Но услышать его не удается почти никогда.

Он открыл глаза, и ему почудилось, будто мир вокруг слегка изменился. Пластмассовый столик, белая кофейная чашка, наполовину съеденный сэндвич, старенькие механические часы «Таг Хойер» на левом запястье (память об отце), недочитанная вечерняя газета, деревья вдоль тротуара, светящаяся все ярче витрина через дорогу… Все это казалось теперь неуловимо искривленным, деформированным, потерявшим пропорции и масштаб. Цкуру несколько раз вздохнул, приходя в себя.

Он знал: его странная боль души – не от ревности. Как проявляется ревность, Цкуру помнил отчетливо. Однажды ревность пришла к нему во сне и буквально вывернула его наизнанку. Нечеловеческое страдание, от которого не спастись. Однако сейчас никакого страдания не было. Только непроглядная тоска человека, которого бросили на самое дно глубокой и темной ямы. Но все же тоска – всего лишь тоска. Боль от нее обычная, физическая. И уже за это Цкуру был ей благодарен.

Сильней же всего терзало его не то, что Сара шла по улице под руку с другим. И даже не вероятность того, что с этим другим она могла уже не раз переспать. Хотя, конечно, представлять, как она раздевается и отдается кому-то еще, кроме Цкуру, было невыносимо. И ему пришлось очень постараться, чтобы выкинуть эту кошмарную сцену из головы. Но как бы там ни было, Сара – самостоятельная тридцативосьмилетняя женщина. Не замужем, свободна душой и телом. У нее своя жизнь. Так же, как у Цкуру – своя. Она вправе ходить куда вздумается и делать все, что ее душа пожелает.

Сильнее всего Цкуру поразил ее смех – открытый, от всей души. Когда тот мужчина что-то рассказывал, лицо ее буквально сияло от счастья. С Цкуру она не бывала такой никогда. С ним она – о чем бы ни говорили, чем бы ни занимались, – всегда оставалась строгой и сдержанной. Вот что теперь разрывало его душу на части, жестоко и непреклонно.


Вернувшись домой, он решил собраться к поездке. Все-таки если занять руки делом, можно не думать ни о чем другом. Вещей, впрочем, оказалось немного. Сменное белье на несколько дней, туалетные принадлежности в кейсе, несколько книжек, чтобы читать в самолете, плавки и очки для бассейна (всегда с ним, куда бы ни поехал), складной зонт – вот, собственно, и все. Запросто можно взять с собою в салон. Даже фотоаппарат он брать не стал. Какой смысл в фотографиях? Больше всего ему сейчас требуются живые люди – и живые слова.

Собравшись в путь, он достал с полки «Годы странствий» Листа, которые не слушал уже очень давно. В исполнении Лазаря Бермана. Три пластинки, что много лет назад оставил в этой квартире Хайда. Исключительно для того, чтобы слушать три эти виниловых диска, Цкуру сохранил в доме старенькую вертушку.

Он вынул из конверта первую пластинку, поставил на проигрыватель стороной «В», опустил на дорожку иглу.

Год первый, «Швейцария». Цкуру сел на диван и закрыл глаза. «Тоска по родине» была восьмой по счету в цикле и первой на стороне «В». Чаще всего он начинает именно с нее и дослушивает до «Сонета Петрарки № 47» (четвертой поэмы Года второго, «Италия»). Затем пластинка заканчивается, игла автоматически возвращается на рожок.

«Le Mal du Pays»… Под эту тихую меланхоличную мелодию тоска его постепенно обретает видимые очертания. Будто к невидимой птице, парящей в воздухе, вдруг пристают мириады частичек пыльцы, и ее силуэт заполняет собой пустое пространство перед глазами.

На этот раз из пустоты возник образ Сары. В мятно-зеленом платье с коротким рукавом.

Где-то слева в груди опять засаднило. Но уже не мучительной болью, а скорее воспоминанием о ней.

Ничего не поделаешь, сказал он себе. То, что было пустым изначально, опустело снова. Только и всего. Кому ты собрался жаловаться? Люди приходят к тебе, убеждаются в твоей пустоте – и уходят дальше. И ты опять остаешься один, все такой же пустой – или даже еще пустее. Вот и все, разве нет?

И все-таки иногда эти люди оставляют после себя небольшие подарки. От Хайды вот остались «Годы странствий» на трех пластинках. Наверняка он оставил их специально. В то, что просто забыл, верится с трудом. А Цкуру в эту музыку просто влюбился. Она связывала его с Хайдой. Связывала с Белой. Как кровеносный сосуд, соединивший трех расставшихся когда-то людей. Очень тонкий, вот-вот лопнет, но в нем все еще бьется горячая кровь. Музыка так сильна, что это возможно. Всякий раз, слушая эти звуки, Цкуру оживлял тех двоих в своей памяти. Иногда ему даже чудилось, будто они тихонько сидят с ним рядом и дышат тем же воздухом, что и он.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация