Дейви, который перед концом войны подался в Лондон из Глазго, чтобы разорвать порочный круг преступлений и наказаний, жаждал увидеть Клайва в каком-нибудь ковбойском сериале – таком, например, как его любимые «Виргинцы» и «Сыромятная плеть»
{27}. Клайв устал объяснять, что актер из Гепмшира, особенно подвизающийся главным образом на радио, имеет крайне мало шансов получить роль в одном из этих сериалов. Дейви пропускал его объяснения мимо ушей. В глазах бармена почетный клиент неизменно представал ковбоем. Клайва так и тянуло посоветовать Дейви сходить к окулисту.
В обеденный час, после записи скетча для «Дома комедии», Клайв заглянул в «Три короны» и застал Дейви в состоянии крайнего возбуждения.
– Монти звонил, – выпалил он. (Агент Клайва, Монти, объявлялся, по правде говоря, нечасто.) – Как думаешь, может, это – Главный Шанс?
– Возможно, Дейви.
– Перезвони ему прямо отсюда, – предложил Дейви, и это указывало как на степень его взволнованности, так и на участие в карьере Клайва.
В салон-баре не было ни души, поэтому Клайв позволил себе зайти за стойку и набрать номер Монти; тем временем Дейви налил ему полпинты биттера.
– Ну, какие опять проблемы?
Монти подвизался в агентском бизнесе с середины двадцатых годов; знавал ли он лучшие времена или еще до них не дожил – так и осталось загадкой. Клайва он приметил на Эдинбургском фестивале – в студенческом спектакле «Длинный и короткий и высокий»
{28}, где Клайв, по общему мнению, вполне сносно сыграл рядового Смита. После спектакля все стали обхаживать несносного Лоренса Харриса, который урвал для себя роль Бэмфорта, пока другие хлопали ушами; с такой-то ролью каждый дурак оказался бы на коне. Когда Монти в баре подсел к исполнителю роли рядового Смита и поинтересовался, представляет ли кто-нибудь его интересы, Клайв спросил, почему агент, в отличие от всех, не охотится за Харрисом. Естественно, он хотел услышать, что опытный человек всегда зрит в корень, умеет разглядеть настоящий талант и не ведется на внешние эффекты, даже самые броские. Но вместо этого Монти сказал, что охотиться ему не по возрасту – затопчут; а он, по его собственному выражению, «давно понял: остатки сладки». Почему-то Клайв тогда не сообразил, что у Монти просто не осталось пороху.
– Так уж сразу и проблемы.
Клайв не реагировал. Он давно убедился, что агента больше всего бесит молчание.
– Ставку можно еще и повысить, – сказал в конце концов Монти.
– Деньги, стало быть, не фонтан.
– Деньги обычные би‑би-сишные. Но даже из Би‑би‑си можно попробовать и побольше выбить.
Клайв снова умолк. Какие еще проблемы могут всплыть, кроме денежных? Он хотел ясности.
– И уж конечно, постараюсь избавиться от скобок, – не выдержал наконец Монти.
– Что за скобки?
– В названии.
– Какие, к черту, скобки?
– Ох. Виноват. «Барбара… и Джим».
– В упор не вижу, где там скобки.
– Ну, это… «и Джим» – в скобках.
– То есть сериал теперь называется «Барбара», скобка «и Джим»?
– Скобка.
– Что-что?
– После «и Джим». Скобки закрываются.
– К чему ты клонишь – моего героя взяли в скобки?
– Чисто для юмора. Чтобы показать, кто в этом шоу хозяйка.
– Так-так, понятно, – сказал Клайв.
– Мне запретили тебе говорить. Но это не по-людски.
– И как я должен был узнать?
– Из программки. Ты ведь не против, а?
– Еще как против, черт побери.
– Там всего-то шестнадцать эпизодов.
– Тем хуже.
Клайву еще не доводилось слышать, чтобы новый сериал запускали сразу на шестнадцать эпизодов. Обычно бывало шесть, изредка двенадцать, но шестнадцать – никогда. Руководство, мигом полюбившее Софи, полагало, что ее точно так же полюбит вся страна. Потому-то имя его персонажа и взяли в скобки.
– Эти поганые скобки нужно убрать.
– То есть?
– Скобки вокруг имени Джима, ясно тебе? Чтоб я их не видел.
– Господи, – вздохнул Монти. – Я ведь только финансы твои блюду. Могу, когда потребуется, и кулаком стукнуть. А знаки препинания – не по моей части.
– Сделай одолжение, разберись с этим вопросом.
На другой день Монти сообщил, что ставку Клайву поднимут, но скобки останутся на месте.
– Значит, скажи им «спасибо, до свидания».
– Шутишь, парень? Тебе, полубезработному, светит шестнадцать тридцатиминутных эпизодов телеэфира. Твое имя прогремит на всю страну.
– Прогремит, видимо, ее имя. А мой интерес в чем? До конца жизни рассказывать, что «и Джим» в скобках – это я? Погоди… Как точно будет называться скетч в «Доме комедии»?
– «Барбара (и Джим)».
– А почему не «Женаты и счастливы?», со знаком вопроса?
– В пилоте вы же еще не супруги. Вот и решили, что старое название не годится.
– Вот, значит, как. Уроды. Решили, даже не посоветовавшись со мной?
Монти хмыкнул:
– Да уж, объехали тебя на кривой козе.
– Ты прав. С меня хватит. Я на это не подписываюсь. Найди мне другую работу, Монти.
На следующий день Монти вновь оставил сообщение для Клайва: роль Джима предложили его заклятому врагу, Лоренсу Харрису. Клайв не сомневался, что Харрис откажется – из-за скобок. Если, конечно, скобки волшебным образом не исчезнут по велению такого, как Харрис. А этого следовало ожидать.
– Ну что ж, если Лоренс Харрис заинтересован…
Чтоб им всем провалиться.
Волею судьбы на эти выходные у него оказалась запланирована поездка к родителям в Истли. Это мероприятие – воскресное застолье в родительском доме – всякий раз выбивало его из колеи по двум причинам. Во-первых, в связи с его профессиональной деятельностью. Родители в принципе не осуждали выбор сына. Отец Клайва, стоматолог, не разделял огульного мещанского порицания богемной жизни; Клайв давно перебесился, но остался на бобах. Греби он деньги лопатой, отцу было бы плевать, чем тешит себя его сын, как одевается, что пьет и с кем спит. «Актеришка погорелого театра», – в полный голос повторял отец.
