– Честно сказать, я думал, ты сильнее разозлишься, – сказал Клайв. – Опасался получить по морде.
– На самом деле я никогда не верила, что с твоей стороны это серьезно, – сказала Софи. – В глубине души я предвидела такой поворот.
– А с твоей стороны это было серьезно?
– Я намеревалась довести дело до конца.
– Зачем?
Она едва не расхохоталась, но вовремя себя остановила. Зачем? Хороший вопрос. Теоретически она дала согласие пройти по жизни рядом с этим человеком, но сейчас не сразу вспомнила, что навело ее на такое решение. Она толком не умела позаботиться даже о себе самой. Например, забывала поесть и ловила себя на том, что рука так и тянется за сухой горбушкой или почерневшим бананом. Не для сходной ли цели, размышляла она, ей понадобился Клайв? Нет, он не обветрился и не заплесневел. Но у нее внутри жила какая-то смутно осознаваемая потребность достучаться до него. Оставалось только предположить, что виной всему было ее одиночество.
– Но мы сможем и дальше работать в паре? – спросил Клайв.
– Я не могу подвести ребят, – ответила она. – Как-нибудь потерплю тебя до конца сезона. Если, конечно, все согласятся, что консультант нам не нужен.
– Справедливо.
– Можно кое-что спросить? Что означает «экзотика» и почему она так важна?
– Прости, не понял?
– Нэнси говорит, тебе от нее требовалась экзотика.
– Вот холера.
– А это как понимать?
– Никак.
Клайв закурил следующую сигарету, сделал пару яростных затяжек, покрутил в пальцах кольцо.
– Ну хорошо, я догадываюсь. Но вопрос остается: почему для тебя это важно?
– Для меня это не важно. Теперь не важно.
– А раньше?
– Да потому, что…
Она ждала, сколько хватило терпения.
– Я думала, у нас с тобой все нормально. Ну, ты понимаешь, о чем я.
– Да, – ухватился за эту мысль Клайв. – Так и было.
– Даже более чем нормально. Просто хорошо.
– Конечно хорошо. Чудесно.
– Значит, я чего-то не понимаю.
– А ты помнишь, как было раньше?
– Еще не успела забыть – мы не так уж долго вместе.
– Нет, я не о том… Как было здесь… в стране.
– Мы говорим об одном и том же? – растерялась Софи.
– Конечно.
– Вообще-то, нет, не помню. До переезда в Лондон я ни с чем таким не сталкивалась.
– Речь не о тебе. – Еще одна сигарета, опять яростные затяжки. – Речь о том… что делалось здесь.
– В стране.
– Вот именно! – Когда его наконец-то поняли, напряжение отступило.
– Ты повторяешься, но до меня все равно не доходит.
– Ну, не знаю…
– Попробуй еще раз.
– Все делалось скрытно. Все боялись. Вслух ничего не произносили. А такие женщины, как Нэнси…
– Насколько я понимаю, они существовали всегда, – мрачно выговорила Софи.
– Вот именно! И теперь… Вот они – бери не хочу! Это поразительно! Обо всем можно прочесть, можно пойти в кино и все увидеть на экране, можно, наверное, даже прослушать пленки с записями… уж не знаю. И я не хочу этого упускать. Когда мои дети спросят, чем я занимался, когда все остальные наслаждались свободной любовью, я хочу им ответить… понимаешь…
– «Я спал с известной актрисой», – услужливо подсказала Софи.
– Я всю жизнь спал с актрисами, – беспомощно пробормотал он.
– В том числе и с Нэнси.
– Да, но она показалась мне… современной. Как те штучки, ради которых французские туристы бегут на Карнаби-стрит.
– Неужели они бегут посмотреть, как потасканная тетка под сорок сыплет похабщиной? Мне казалось, они приезжают сюда потому, что мы – молодые, попсовые и у нас есть «Битлз».
– Я так и знал, что ты не поймешь, – насупился Клайв.
Ее преследовал страх навсегда остаться «мисс Блэкпул»: несмотря на все события, что с ней произошли, застрять большой рыбой в маленьком пруду, милашкой среди влиятельных толстяков, черных плащей и беззубых ртов. И уж тем более не хотелось ей быть такой в постели. Не хотелось считать себя наградой, которую снисходительно вручают избранным. Но Клайв толковал ей не о том. Он толковал про время, которое вдруг подмяло под себя людей, и про те соблазны, что подстерегают мальчонку в кондитерской без продавца и кассира. И то и другое оказалось не про нее.
Последняя серия увидела свет пятнадцатого ноября шестьдесят седьмого года. Слово «развод» открытым текстом не произносилось, но зрителям, невзирая на протесты Клайва, показали уход Джима из семейного дома.
– Я вас предупреждал, что этим кончится, если мы заведем ребенка, – расстроился Клайв после первой читки. – Теперь до конца моих дней встречные старушки будут дубасить меня зонтиками по голове. Пусть бы она сама уматывала, если ей так невмоготу.
– Женщины не бросают своих детей, – сказал Деннис и, вспомнив (но слишком поздно), что мать Софи ее бросила, добавил: – Обычно.
Единственное, чего сумел добиться Клайв, – это некой компенсации за грядущий экранный позор: во-первых, он заставил Тони и Билла сочинить для Барбары красноречивый монолог, в котором подчеркивалось, что Джим ни в чем не виноват, а во-вторых, выторговал для себя гарантированную роль и повышенную ставку в следующем сериале, за какой возьмутся сценаристы.
Последняя репетиция едва не завершилась словами Клайва: «Все, что ли? Можно идти?» – но Софи почувствовала, что им нужно хоть как-то обозначить это событие.
– Спасибо, – сказала она. – Спасибо вам всем.
– Да не за что, – ответил Клайв, направляясь к выходу.
– А ну сядь, скотина бесчувственная, – одернул его Билл. – Софи будет держать речь.
Клайв нехотя сел.
– Нет, не в том дело, – смутилась Софи. – Просто… я не хотела, чтобы такое событие… прошло незамеченным.
– Ну почему же, мы заметили, – возразил Клайв. – И постарались завершить его достойно.
Он встал.
– Это были лучшие годы моей жизни, – неожиданно для всех выпалила Софи; Клайв повздыхал и снова сел. – Думаю, что и для вас это были лучшие годы.
– Эк ты загнула, – протянул Билл.
– А какие же у тебя были лучшие годы? – удивился Тони. – Когда ты в армии служил? Или сочинял хохмы для Альберта Бриджеса?
– Когда сочинял хохмы для Альберта Бриджеса, – ответил Билл и был награжден смехом, но тут же устыдился и добавил: – Шутка. – И опять сорвал смех.
– Я никогда не испытывала такого счастья, как в этом зале и в нашей студии, – продолжала Софи. – Никогда столько не смеялась, не узнавала столько нового, а если я чему-то научилась в профессии, то должна благодарить всех вас. Даже тебя, Клайв. Меня только тревожит, что теперь я всегда буду сверяться с этой атмосферой, где все работает как часы, где каждый заставляет тебя выкладываться по полной и совершать невозможное.
