«Ну, началось! – подумал Монти. – Лучше бы я с ней переспал!». Они подъезжали к клубу. Когда машина остановилась, он открыл дверцу и спросил:
– Зайдешь?
– Не сегодня.
– Ну, как знаешь.
– Постой. – Нечаева слегка придержала его за руку. – Ты что, обиделся.
– Это тот самый тип, с голубого экрана? К которому ты сейчас собралась?
– С какого экрана? Почему с экрана? – насторожилась Нечаева.
– Я видел его в политическом шоу. Типичный демагог, – грубо сказал Монти. – По-моему, он все время врет.
– Значит, ты его узнал?
– Трудно было не узнать.
– Не все стриптизеры смотрят политические шоу.
– Я же неиспорченный.
Он вылез из машины и захлопнул за собой дверцу. Нечаева долго смотрела ему вслед. Монти спиной чувствовал этот взгляд. Он злился.
27 августа, за полночь
Алексей Леонидов не удержался и зевнул. Потом выразительно посмотрел на часы, на Монти и сказал:
– Я слушаю тебя вот уже двадцать минут, а до сути мы все никак не дойдем. Мальчик ищет маму – это, конечно, интересно. Для телешоу «Жди меня». Не пробовал туда обратиться? Твоя история произвела бы фурор. Учитывая, что ты стрипризер и вообще…
Алексей замялся. Если бы перед ним сидела женщина, он бы сказал «и вообще красавица». А как сказать парню? О том, что его смазливая физиономия привлечет к экрану добрую половину женского населения страны? Кто послабее, пустит слезу, другие просто облизнутся. Монти догадался, о чем он думает, опустил глаза и с томным вздохом сказал:
– Природная скромность не позволяет мне злоупотреблять своим дарованием. Я, пожалуй, не пойду в телешоу. Я думал, что вам это интересно.
– Мне, в смысле милиции?
– Именно.
– Предлагаешь завести уголовное дело на женщину, подкинувшую тебя в роддом?
– Нет, что вы!
– Тогда к сути, – жестко сказал Алексей. – Как ты познакомился с потерпевшим?
– В смысле, с Лопухиным?
– Да. И почему он на тебя сегодня кричал? То есть вчера?
– Я же пытаюсь объяснить.
– Ты рассказал мне о поездке в деревню, где родился, о романе с Нечаевой, о какой-то Наде. Это можно было опустить.
– Никак нельзя! – запротестовал Монти. – Я рассказываю только о том, что имеет отношение к делу. Надя и Лопухин – это звенья одной цепи. Без Нади не было бы Лопухина, то есть наоборот, и не было бы роковой ошибки.
Алексей вытаращил глаза:
– Постой-ка. Я не вижу здесь, в зале никакой Нади.
– Зато здесь есть Ася. Мне дальше как, в подробностях или…
В этот момент в зале появился Дмитрий Сажин. Выхватил взглядом Монти и Алексея и решительно направился к ним. Политик выглядел не лучшим образом, он был бледен, под глазами залегли глубокие тени. Увидев его, Монти запнулся. Молча ждал, когда Сажин подойдет. Тот же, избегая встречаться с Монти взглядом, сказал:
– С тобой хочет поговорить следователь прокуратуры.
Алексей возражать не стал. В конце концов, не он здесь правит бал. Прокуратуре решать, возбуждать уголовное дело или не возбуждать. А значит, следует проводить оперативно-розыскные мероприятия, или не следует. Продолжать ему, Алексею Леонидову, допрос Монти, или же не продолжать. Хотя, в данном случае без вариантов. Убийство есть убийство. Бронзовый парень находился на высоте, недостаточной для того, чтобы упасть с нее на Вячеслава Лопухина. Он, то есть Лопухин, был высокого роста. Голова бронзового парня, дежурившего у туалета, находилась на уровне лопухинских плеч. Представить себе, что тот подпрыгнул и свалился прямо на голову юрисконсульту, Алексей не мог, даже напрягая свое богатое воображение. Когда Монти посмотрел на него вопросительно, Алексей кивнул:
– Иди.
– Я остановился на самом интересном месте, – пожаловался Монти.
– Вот отсюда и продолжим.
– Как скажете.
Монти шел к выходу, изящно лавируя между столиками, а Сажин провожал его задумчивым взглядом. Алексей понял этот взгляд. Сажин оценивает, может Монти быть его сыном или не может. Похож, или не похож? Рост, фигура, походка… Внезапно Дмитрий Сергеевич помрачнел. Алексей и это понял. Сажин разочарован. Этот фигляр, тип, развращенный до мозга костей, моя плоть и кровь?! Да не может этого быть! Это же позор!
– Дмитрий Сергеевич?
Сажин невольно вздрогнул.
– Присаживайтесь.
– Я все уже сказал следователю, – сухо заметил тот.
– Скажите, пожалуйста, как события сегодняшней ночи могут повлиять на вашу политическую карьеру? – тоном репортера хроники спросил Алексей.
– Я не понял вопроса, – в тон ему ответил Сажин. – Уточните, пожалуйста. Что значит «события сегодняшней ночи»?
– Внебрачный ребенок и все такое прочее.
Дмитрий Сергеевич, наконец, сел. В то самое кресло, где до него сидел Монти, а незадолго до этого Нечаева. Алексей отметил это машинально: Сажин устало на него посмотрел и ответил:
– Признаюсь, для меня это было ударом.
– Что это?
Сажин молча положил на стол открытку. С розочками и золотым тиснением. «Приглашение», – прочитал Алексей. Пододвинул к себе открытку осторожно, словно это была бомба и, едва касаясь кончиками пальцев, также осторожно открыл. Текст был следующим: «Дорогой папа! Не согласился бы ты присутствовать на моем двадцатипятилетии? Знаменательное событие будет отпраздновано двадцать шестого августа в ночном клубе „Дамские пальчики“, начало в десять часов вечера. Адрес прилагается. С уважением Монти».
– Для меня это было ударом, – повторил Сажин. – То есть, сначала я подумал, что это чья-то шутка. Злая шутка. У меня нет детей.
– Вы об этом жалеете? – тихо спросил Алексей.
– Да. Жалею. Но не сложилось. Я по натуре однолюб. Женщина, которой я добивался всю жизнь, отказывала мне трижды. Помните Пушкина? Поэму «Руслан и Людмила»? «Пастух, я не люблю тебя». Потом «герой, я не люблю тебя», – процитировал Сажин. – Ее тоже звали Наиной. Ту, которая это говорила. В сказке. Какое странное совпадение! Маленькая поправка: она меня любила, моя Наина. И любит. Я знаю это.
– А в третий раз? – все также тихо спросил Алексей. Только бы его не спугнуть! Политики – профессиональные лгуны. Пока Сажин в растерянности, надо его дожимать. Похоже, что сейчас он говорит правду.
– В третий? Ах, да. Пастухом я был дважды. Не сразу удалось собрать дружину под свои знамена. Времена изменились. Знаете ли, сейчас с этим проблемы.
– Значит, в последний раз она отказала вам, когда вы уже занялись политикой?
