— То есть в клане, где есть оракул, «другому» гораздо труднее прийти к власти? — спросил Азим.
— У «других» есть способы обманывать оракулов. Но рано или поздно правда выплывает наружу. Иногда слишком поздно.
— Как ты думаешь, с чем был связан интерес СБА к этой теме? — спросил я, не особо надеясь, что он ответит. И в самом деле, откуда ему знать?
Но он ответил:
— СБА хотела воспользоваться советами оракула клана Кридона, — сказал Геббер.
— Они сами тебе об этом сказали?
— Не напрямую. Но я понял, что это так.
— А сам ты из какого клана? — поинтересовался я.
— У Геббера нет клана, — отрезал скаари. — И это я не собираюсь с вами обсуждать.
— Я прошу прощения, если обидел тебя вопросом, — сказал я. — А Феникса ты знаешь?
— Все слышали это имя. Он воин.
— Он террорист. Не может ли он быть нашей Немезидой?
Снова движение хвоста, выражающее полное безразличие к этому вопросу. Что ж, если бы он точно знал ответ, это было бы слишком хорошо.
Настолько хорошо, что я бы этому ответу наверняка не поверил.
— Ты как-то удивительно с нами откровенен, — сказал Радж. — То есть я понимаю, топливо там, все дела, я тебе заплатил… Но мы все-таки принадлежим к разным расам, и Гегемония может вступить в войну…
— Ты думаешь о том, можно ли доверять сказанному мною? — уточнил Геббер.
— Типа того, ага.
— Все это не имеет значения, — сказал Геббер. — Мы все — никто в большом раскладе сил. Даже ты, барон Хэммонд. Единственный, кто здесь имеет значение, — этот юноша, который может оказаться «другим». Но если Кридон ошибся и он обычный человек, то его очень быстро убьют.
— А если не ошибся?
— Тогда он или выполнит свое предназначение, или умрет в процессе, — сказал Геббер. — Но смерть его не будет быстрой и легкой.
— Он не выглядит особо опасным, — заметил Радж.
— Потому что он сам не знает, кто он такой. Когда он осознает себя, все может измениться, — сказал Геббер. — «Другие» страшны в бою.
— Или это все детские страшилки, — сказал Радж.
— Я ответил на ваши вопросы, — сказал Геббер. — Пусть твои люди отвезут меня обратно.
ГЛАВА 5
Я таки стрельнул у барона Хэммонда тонкую сигарету, и мы на пару дымили, стараясь не встречаться друг с другом взглядами. Азим сидел с бесстрастным выражением лица и смотрел в стену.
После того как мы остались в кабинете Раджа втроем, по существу вопроса не было сказано ни единого слова. И никто не собирался начинать первым.
Геббер, конечно, мог лгать. Скаари врут не хуже людей, а в том, чтобы дать ложную информацию врагу, нет потери для воинской чести. Но особого смысла врать в данной ситуации я для него придумать не мог.
Геббер согласился на разговор, принял плату и ответил на те вопросы, что ему задали. И даже на пару незаданных.
Вполне возможно, он мог бы рассказать и больше, если бы мы точно знали, о чем спрашивать.
Геббер контрабандист и ренегат, отказавшийся от своего клана. Наверняка за этим стояла какая-то длинная и кровавая история, потому что просто так скаари от своих кланов не отказываются. Тем не менее он вряд ли сообщил бы нам что-то, что могло бы нанести ущерб Гегемонии. Я сам не в восторге от Альянса, однако все человечество предавать бы, наверное, не стал. Если бы у меня была такая возможность, конечно.
«Другие» страшны в бою, сказал Геббер. Если учесть, насколько для обычного человека в бою страшны скаари, как же сражаются посланники неведомой Немезиды?
Мне Геббер тоже ничего хорошего не напророчил. Либо я умру очень скоро и быстро, либо этот процесс затянется на некоторое время и будет крайне занимательным, либо я принесу хаос всему человечеству… Все такое интересное, не знаю, что и выбрать.
— Немезида, значит, — нарушил молчание барон Хэммонд. — Назови мне хоть одну причину, почему я не должен убить тебя прямо сейчас.
Похоже, мы все думаем об одном и том же, ага. Черт побери, а я и не заметил, как его манера говорить успела проникнуть в мои мысли.
— Все, что он нам рассказал, может оказаться детскими страшилками.
— А может и не оказаться, — сказал Радж. — Я контрабандист, но я не враг человечества, знаешь ли. И я совсем не хочу, чтобы эту войну выиграли скаари. С ними трудно торговаться.
— Я не собираюсь ввергать человечество в пучину хаоса, — заверил его я.
— Все вы так говорите. — Улыбка у барона получилась кривая и невеселая. — Вокруг тебя происходит слишком много странностей, чтобы ты был обычным человеком.
— Или кто-то хочет, чтобы мы так думали, — сказал Азим.
— Ложный гамбит?
Радж тоже знает этот термин, ага.
— Вроде того.
— Во всем этом еще меньше смысла, чем в том, что говорил Геббер, — заметил Радж.
— Ты просто злишься, что он обозвал тебя никем, — сказал Азим.
— Кридон обозвал меня пылью, — сказал я.
— И подарил яхту.
— Это рухлядь, — напомнил я.
— Я бы тебе и такую не подарил, — сказал Радж. — Азим, ты втягиваешь меня во что-то странное и непонятное. И с каждым следующим ходом оно становится все страннее и страннее.
— Дай нам корабль, и мы уберемся отсюда к шайтану на рога.
— Если бы я точно был уверен, что вы именно туда и отправитесь… — вздохнул Радж. — На фоне того, что наболтал ящер, меня уже не столь пугают возможные неприятности, которые способен устроить нам Асад.
— С возрастом ты стал слишком пуглив.
— Бесстрашные до моего возраста вообще не доживают, — заявил Радж.
— Кстати, Асад не пытался выйти на связь?
— Нет. И это меня удивляет.
— Может быть, мы переоценили способности его местных агентов?
— Едва ли, — сказал Радж. — Учитывая, что ты сам помогал строить агентурную сеть, сержант.
— Ты веришь в Немезиду? — спросил Азим.
— Я контрабандист, а контрабандисты суеверны, — сказал Радж. — Мы верим, что нельзя прорываться через кордоны по понедельникам. На наших кораблях никогда не было грузовых отсеков за номером тринадцать. Мы боимся сглазить сделку и плюем через левое плечо. Но вера в древних богов или сверхразум… Должно быть какое-то другое объяснение.
— Это могут быть трудности перевода, — заметил я. — Возможно, в нашем языке просто нет слова для обозначения тех понятий, о которых говорят скаари. Они все-таки старше нас на тысячи лет.
— «Другие», оракулы, Немезида, — фыркнул Радж. — На мой вкус, во всем этом слишком много всякой мистики. Я думаю, все проще. Я думаю, вы оказались замешаны в большие политические игры.