Фрэнсис Карр Берд
(члену Королевского хирургического колледжа Англии), в память о временах, когда были написаны заключительные эпизоды, этой книги
Предисловие
Эта история посвящена предмету, волновавшему величайших писателей прошлого и настоящего, предмету, который никогда не перестанет интересовать людей. Еще одна книга о человеческой душе, разрывающейся между Добром и Злом. Мне хотелось представить Магдален как воплощение такой борьбы. Она полна жизни, хотя совершает ошибки и глупости. Мне хотелось, чтобы правда явилась в моей истории в соответствии с законами Природы. Трудная задача, но смею надеяться, что результат оправдывает мои усилия и ожидания читателей.
Вентральная фигура оттенена другими – совсем непохожими на нее, и я пытался подчеркнуть контраст юмором. Серьезные сцены перемежаются забавными – это отвечает законам Искусства, кроме того, ведь (надеюсь, читатели согласятся с моим суждением) и в жизни не случается чистой трагедии. Взгляните сами: темное и светлое бесконечно переплетаются, образуя ткань человеческого бытия.
Перейдем от персонажей к истории как таковой. Ее структура заметно отличается от плана моего предыдущего романа и ряда ранних сочинений. Единственная тайна раскрывается в середине первого тома. С этой точки зрения главные события сознательно оставлены в тени до поры до времени – я намерен увлечь читателя потоком событий. В этой попытке я решительно отказался от прежнего опыта построения рассказа. Я стремился следовать новым курсом, расширить круг своих представлений об искусстве повествования и опробовать новые формы, в надежде, что читателям они понравятся не меньше, чем мне самому.
Нет нужды что-то еще добавлять к этому вступлению. Все, что я мог бы теперь сказать, уже есть в этой книге.
Первый акт
Ком-Рейвен, графство Сомерсет
Глава I
Стрелки настенных часов в загородном доме в Западном Сомерсете, известном как Ком-Рейвен, показывали половину шестого. Было четвертое марта 1846 года.
Единственными звуками, нарушавшими таинственную утреннюю тишину холла и лестницы, были тиканье часов и храп большой собаки, растянувшейся на коврике в столовой. Но кто же спал в верхних комнатах? Пусть сам дом раскроет свои секреты, один за другим, по мере того как обитатели будут спускаться в гостиную.
Когда стрелка передвинулась вперед, отметив время без четверти семь, пес проснулся и встряхнулся всем телом. Не дождавшись лакея, который должен был выпустить его на улицу, пес прошел от одной закрытой двери первого этажа к другой и в недоумении вернулся на коврик, ограничившись грустным стоном, обращенным к спящей семье.
Еще не замерла последняя горестная нота, как заскрипели ступени наверху. Минуту спустя показалась служанка, кутавшаяся в линялую шерстяную шаль, – мартовское утро было зябким, а повариха страдала от ревматизма.
Пес радостно приветствовал ее, и повариха выпустила его наружу. Над просторной лужайкой, окаймленной темными елями, сквозь груды свинцовых облаков вставало солнце, кое-где падали тяжелые капли дождя, мартовский ветер трепал сырые ветви деревьев.
Пробило семь, домашняя жизнь набирала темп.
Спустилась горничная – высокая и стройная, с красным от типичного весеннего насморка носом. Затем личная горничная хозяйки – молодая, шустрая, пухленькая и сонная. Прыщавая кухонная служанка, за ней зевающий лакей с недовольным видом невыспавшегося человека.
Слуги собрались у медленно разгорающегося очага на кухне, переговариваясь между собой по-семейному. Их волновал вопрос: видел ли лакей Томас что-нибудь на концерте в Клифтоне, который накануне вечером посетили хозяин и его две дочери. Да Томас слушал музыку, ему же платят за сопровождение, концерт был громкий, очень громкий, вот неясно: стоило ли ехать шестнадцать миль по железной дороге, а потом еще девятнадцать миль в экипаже и вернуться в половине первого ночи, хозяин и молодые леди ему свое мнение не высказывали, а сам Томас был уверен – все это пустые хлопоты. Дальнейшие расспросы служанок не помогли узнать больше о самом концерте. Томас не мог напеть мелодию или описать платья дам. Слушательницы были разочарованы и занялись обычными делами. Часы пробили восемь, у всех было много работы.
Четверть, половина девятого – в хозяйских спальнях тихо. Наконец спустился мистер Эндрю Ванстоун, глава семьи.
Высокий, грузный, голубоглазый, с прямой осанкой и здоровым цветом лица, он был облачен в охотничий коричневый пиджак – по рассеянности неправильно застегнутый. Хозяина сопровождал сварливый скотч-терьер. Мистер Ванстоун опустил одну руку в карман, а второй опирался на перила. Спускаясь по лестнице, он напевал. Это был добродушный, красивый джентльмен, познавший светлую сторону жизни и наслаждавшийся возможностью раскрывать ее для других. Жизнерадостность его не ослабела к пятидесяти годам. Легкий нрав, крепкое телосложение и умение радоваться придавало ему облик человека, которому еще и сорока не исполнилось.
– Томас! – мистер Ванстоун надел фетровую шляпу и взял толстую трость со столика в холле. – Завтрак сегодня накрывайте в десять. Молодые леди хотят выспаться после концерта. Кстати, как тебе самому понравилась музыка? Отлично? Такой ритм, и дамы при полном параде, только ужасно душно и тесно. Да-да, Томас, отличный концерт, но ужасно неудобно.
Высказав мнение, мистер Ванстоун свистом позвал терьера и вышел на прогулку, несмотря на дождь и ветер.
А стрелки все ползли по циферблату, и вот уже показывали без десяти десять. Теперь настал черед остальных обитателей явиться на сцене. Первой стала гувернантка, мисс Гарт.
Любому было ясно, что она северянка: твердые черты лица, почти мужская решительность движений, открытый взгляд – все изобличало в ней женщину, родившуюся и воспитанную на границе Шотландии. Ей едва перевалило за сорок, волосы тронула седина, прикрытая простым старушечьим чепцом, который очень ей шел. Мисс Гарт выглядела старше своих лет, печать пережитых трудностей запечатлелась в ее облике, но держалась она уверенно, так как занимала в семье Ванстоун достойное место. Ее не назвать несчастной и униженной гувернанткой. Наниматели уважали и ценили ее – и не без оснований.
– Завтрак в десять? – переспросила мисс Гарт, когда лакей появился по ее звонку и сообщил о распоряжении хозяина. – Ха! Так и знала, что от вечернего концерта добра не жди. Когда сельские жители начинают устраивать такие развлечения, дела семьи расстраиваются. Судя по красным глазам и криво завязанному галстуку, вижу, ты скверно себя чувствуешь, Томас. Подавай чай без четверти десять. Если в течение дня не станет лучше, зайди ко мне, я дам тебе лекарство.
Когда лакей ушел, мисс Гарт пробормотала себе под нос:
– Хороший парень, но концерт за двадцать четыре мили от дома ему явно не по силам. Надо было им взять меня!
