– Вы так добры ко мне! Я совершенно не заслуживаю этого!
– Тише, тише, не волнуйтесь, – ответил он. – Вы даже представить не можете, какое счастье для меня помогать вам.
Звук его голоса придавал ей сил, и она решилась задать тот самый вопрос.
– Где вы меня видели, прежде чем нашли здесь?
Кёрк заколебался с ответом, и мистер Меррик пришел ему на помощь.
– Не следует сейчас говорить о прошлом. Вы начинаете новую жизнь, и не надо спешить с воспоминаниями. Постарайтесь пока жить так, словно родились пять минут назад.
Магдален взглянула на доктора и улыбнулась.
– Но хотя бы одно я хотела знать. Вы ведь видели меня прежде? Не в этом доме.
– Конечно! – капитан внезапно зарделся, глаза его сверкнули.
– Но если вы видели меня всего лишь раз, как смогли запомнить и узнать меня?
Капитан неожиданно коснулся ее руки, чуть заметно сжал ее, но не нашел сразу нужных слов.
– У меня хорошая память, – проговорил он наконец после затянувшейся паузы, а затем смущенно отвел взгляд.
Такое волнение казалось странным для решительного взрослого мужчины, так что и доктор, и сиделка заметили его состояние. Сердце Магдален дрогнуло. «Неужели такое возможно?» – подумала она, с изумлением глядя на капитана. Неужели…
Доктор сделал капитану знак, и тот немедленно встал, лицо его вернулось к обычному спокойному и ясному выражению. Кёрку показалось, что он сумел скрыть свою сердечную тайну, и это принесло ему истинное облегчение. Он попрощался и ушел.
Мистер Меррик присел рядом с больной, присмотрелся, посчитал пульс и заметил:
– Как я и опасался, слишком рано для сильного волнения, – он обернулся к сиделке и тихо добавил: – Пусть пока побудет здесь, я вернусь через полчаса. Надо, чтобы она воздержалась от разговоров. Пусть полистает журналы, успокоится.
После его ухода Магдален затихла, полежала с закрытыми глазами, не испытывая ни малейшей потребности говорить о чем бы то ни было.
Дни шли за днями, постепенно доктор разрешал ей все дольше оставаться в гостиной. Магдален уверенно сидела, хотя и опираясь на подушки, у нее появился аппетит. Но главным событием в ее жизни стали теперь визиты капитана Кёрка. Мало-помалу они привыкали друг к другу и становились друзьями – уже не только из благодарности, но по взаимной склонности. Магдален задавала ему множество вопросов, и капитан рассказывал о своей жизни, о морских путешествиях, порой чувствуя себя настоящим эгоистом, способным часами говорить о себе и своих интересах. Однако она слушала и расспрашивала с таким искренним любопытством и оживлением, что это служило ему наилучшим оправданием.
Капитан пускался в долгие рассказы об устройстве своего корабля, снабжении экипажа во время долгих морских переходов, описывал погоду в открытом океане и мужество матросов. Ее волнение и восторг вдохновляли его. Порой она вовлекала его в разговоры об опасностях, которые нередко встречаются морякам. Она мало знала о мире за пределами суши и родной страны, но вскоре поняла, что капитан во многом наивен и несведущ, когда речь заходит именно об этом, столь знакомом ей образе жизни. Он дважды пережил кораблекрушения, справился с десятками штормов, не раз был на волосок от гибели, но понятия не имел о темных сторонах человеческого общества, о коварстве повседневного бытия. Магдален слушала его как завороженная, забывая обо всем пережитом и ощущая величие и многообразие мира. Кёрк рассказывал обо всем просто и живо, не придавая значения собственному мужеству и благородству, которые были для него слишком естественны, чтобы задумываться о них. Никогда прежде Магдален не встречала таких людей. Ее поражало порой, как могло быть такое: вот эти руки держали штурвал в бурном море, сражались со стихией – и они же так нежно поправляли ее подушки, аккуратно и тщательно чистили для нее фрукты. Как может один и тот же человек быть таким сильным, прямодушным, бесстрашным – и в то же время трогательным и кротким?
Она не осмеливалась шагнуть дальше в своих мыслях, не пыталась оценивать ни его, ни свои чувства, словно боялась разрушить нечто хрупкое и прекрасное. Кёрк и вообразить не мог, как много думала она о нем, оставшись одна в спальне, в тихие часы перед сном. Он не представлял, что она вступает в совершенно новый мир, обретает иную, неведомую прежде систему ценностей и чувств. Разговоры с ним освежали и очищали ее душу, давали ей силы для роста и развития. Он думал, что она просто лишена других развлечений, что сам он грубоват и простоват для нее, и если бы пришли ее друзья, она была бы гораздо больше рада им.
Сам он привык к этим долгим разговорам, к одиноким вечерним прогулкам по Лондону, когда Магдален отправлялась к себе. Как-то раз он поспешил уйти в середине дня – по делам, как он сам сказал. Накануне он спросил, сколько ей лет. Двадцать. Ему был уже сорок один, в два раза больше. Теперь он шел вдоль доков и смотрел на корабли, с неожиданной для себя горечью размышляя о том, что вскоре снова уйдет в море, вернется к привычной работе. Потом зашел в гости к приятелю-моряку, у которого в Лондоне была семья. Между делом выяснил, что жена младше его друга лишь на шесть лет. Почувствовав интерес Кёрка к семейным делам, приятель посоветовал ему поискать хорошую женщину лет тридцати – тридцати пяти, с жизненным опытом, спокойную и трезвую.
На следующий день мистер Меррик нанес ему неожиданный личный визит, поднявшись на третий этаж дома, где поселился капитан. Он сообщил, что пациентка вполне окрепла, и пора заняться поиском ее друзей. Помимо капитана Реджа, им было известно уже имя поверенного ее семьи, некоего мистера Пендрила, который наверняка был знаком с прежним окружением Магдален и знал необходимые имена и адреса. Доктор взял на себя смелость и обратился к этому юристу, получив от него сведения о мисс Гарт, а также общий рассказ о печальных событиях в семье Эндрю Ванстоуна. Мистер Меррик сказал капитану Кёрку, что у бедной Магдален осталась одна близкая родственница – старшая сестра, с которой он связался. Теперь можно было рассчитывать, что Магдален выдержит потрясение, однако доктор все же просил капитана Кёрка присутствовать или быть рядом, чтобы поддержать больную, если волнение окажется чрезмерным.
– Вы сегодня не в духе, капитан, – заметил доктор в конце. – Устали от замкнутого пространства? Вы ведь привыкли к простору и свежему воздуху.
– А она не устала от замкнутого пространства, доктор? – ответил Кёрк вопросом на вопрос. – Когда придет сестра, не захочет ли та забрать ее с собой?
– Я бы решительно не советовал. Ей нужно оставаться в доме не менее недели. Но вы и вправду кажетесь сегодня мрачным. Как вы себя чувствуете? Тоскуете по водным просторам? – доктор улыбнулся и ушел.
Примерно час спустя доставили письмо. Кёрк почти с неохотой взял его и отнес в гостиную к Магдален. Она узнала его шаги и через дверь сказала, что вот-вот будет готова и выйдет. Он не ответил. Он вышел на улицу, минуту колебался, а потом развернулся и пошел на восток, к своему офису на Корнхилл.
