38. Тобиас
Опираюсь ботинком на край кровати Трис и затягиваю шнурки. В широких окнах видно, как блестит солнечный свет на боковых панелях самолетов на взлетно-посадочной полосе. Вокруг них в своей зеленой униформе копошатся «ГП», проверяя двигатели перед взлетом.
– Как продвигается ваш с Мэтью проект? – спрашиваю я у Кары, лежащей на соседней койке.
Трис сегодня утром разрешила Каре, Калебу и Мэтью проверить их новую сыворотку правды на самой себе, и с тех пор я ее не видел. Кара приглаживает волосы и тихо отвечает:
– Так себе. Трис иммунна к новой версии сыворотки. Она вообще на нее не подействовала. Странно, что генокод может сделать человека настолько устойчивым к подобным манипуляциям.
– Может, ее генокод ни при чем, – пожимаю я плечами и начинаю завязывать другой шнурок. – Наверное, это сверхчеловеческое упрямство.
– А вы с Трис вошли в стадию взаимных обид после разрыва? – усмехается она. – У меня в этом – большая практика, знаешь ли, после того, что случилось с Уиллом. Тебе обязательно надо покритиковать ее нос.
– Мы не расставались, – улыбаюсь я. – Но приятно узнать, что ты питаешь к ней столь добрые чувства.
– Извини, я подумала, что вы… – щеки Кары становятся пунцовыми. – Если честно, я ее уважаю.
– Я просто шучу. Здорово, что ты переживаешь за нас.
– А кстати, что с ее носом?
Внезапно дверь в спальню распахивается, и на пороге появляется Трис собственной персоной. Ее волосы растрепаны, а в глазах – ужас. Меня мгновенно охватывает паника, голова начинает кружиться. Я подбегаю к ней, приглаживаю ее непокорную шевелюру, кладу руку ей на плечо и спрашиваю:
– Что случилось?
– Заседание Совета.
Она сжимает мою ладонь, потом идет к одной из кроватей, садится, и ее кисти безвольно повисают между колен.
– Не хочется быть назойливой, – произносит Кара, – но, тем не менее, повторю вопрос Тобиаса, что случилось?
Та только машет головой, словно пытается вытрясти из волос пыль, и наконец выдыхает:
– Совет строит большие планы.
Она вводит нас в курс дела. Я устраиваюсь рядом с ней и обнимаю ее. Смотрю в окно на поблескивающие, готовые к взлету самолеты. Скоро с них распылят сыворотку памяти над городом.
– Что ты собираешься делать? – осведомляется Кара у Трис.
– Не знаю, – говорит та.
Они сейчас очень похожи друг на друга, Кара и Трис, – две девушки, оплакивающие близких. Разница лишь в том, что боль Кары сделала ее уверенной в себе, Трис же пока лелеет свою нерешительность. Она по-прежнему подходит ко всему с вопросом, а не с готовым ответом. Это вызывает у меня восхищение. Вероятно, мне следует ценить ее еще больше. В течение минуты мы молчим. Я медленно перевариваю информацию.
– Они не могут так поступить, – заявляю я, наконец. – У них нет никакого права на «перезагрузку». Они сумасшедшие. У Бюро нет никакого баланса между защитой эксперимента и открытием новых возможностей.
– Предлагаешь выписать откуда-нибудь новых ученых? – сопит Кара. – А старых в расход пустить?
Лицо Трис кривится, она трет лоб, как будто стирает приступ головной боли.
– Нет, – резко возражает она. – Хватит.
В ее глазах – лихорадочный блеск.
– Сыворотка памяти, – восклицает она. – Амар и Мэтью придумали способ сделать так, чтобы сыворотка вела себя как вирус, распространяясь среди населения безо всяких инъекций. Они планируют сбросить ее на город. Но мы могли бы сами «перезагрузить» их всех.
Идея быстро обретает очертания. Волнение Трис передается и мне, ее задумка мгновенно вскипает внутри меня. Впрочем, я не чувствую, что это – подходящее решение нашей проблемы. Скорее, наоборот.
– Нужно «перезагрузить» Бюро и перепрограммировать их, но уже без пропаганды, без презрения к «ГП»! И тогда они не посмеют рисковать памятью людей в экспериментах. Опасность исчезнет навсегда.
Кара поднимает брови.
– Но, стирая их память, мы сотрем все подчистую! И от бывших умников не будет прока.
– Я думаю, можно поразить лишь конкретные участки воспоминаний, в зависимости от того, в каком именно участке мозга хранятся знания. Ведь в противном случае, первые члены фракции не знали бы, как говорить или завязать шнурки. – Трис вскакивает на ноги. – Спросим у Мэтью. Он лучше меня в этом разбирается.
Она мчится к двери, но я преграждаю ей путь. Солнечные зайчики, которые отбрасывают ярко освещенные крылья самолетов, слепят меня так, что я не вижу ее лица.
– Трис, постой. Ты действительно хочешь насильно стереть воспоминания людей? Но это то же самое, что Бюро планирует сделать с нашими друзьями и семьями.
Щурюсь и заглядываю в ее холодные глаза. В этот момент Трис выглядит даже старше меня, суровая, жесткая, неприступная.
– Они не имеют к нам никакого отношения, – отчеканивает она. – Они ответственны за смерть большинства нашей старой фракции. Им еще повезло, что я не собираюсь убивать их.
С этими словами Трис обходит меня и распахивает двери.
39. Трис
Мэтью складывает руки за спиной.
– Вовсе нет. Сыворотка не стирает все знания человека, – отрицательно мотает он головой. – Вы что, думаете, мы смогли бы разработать такую адскую смесь? Наша формула нацелена на эксплицитную память, куда входит, например, имя, воспоминания о месте, где испытуемый вырос, фамилия его первого учителя. И не трогает имплицитную память, то есть он никогда не забудет, как плавать или ездить на велосипеде.
– А как это на самом деле работает? – спрашивает Кара.
Мы с Тобиасом переглядываемся.
Нет ничего интереснее, чем разговор между эрудитом и человеком, который мог бы выбрать их фрацкию. Кара и Мэтью стоят близко друг к другу и отчаянно жестикулируют.
– Безусловно, некоторые важные воспоминания будут потеряны, – пожимает плечами Мэтью. – Но если у вас есть записи о научных открытиях или истории, люди заново их изучат. Они очень податливы в адаптационный период.
Я прислоняюсь к стене и говорю:
– Погоди, но если Бюро собирается устроить «перезагрузку», останется ли хоть чуть-чуть нам, чтобы использовать против людей в Резиденции?
– Мы должны добраться до нее первыми, – заявляет Мэтью. – Прежде, чем истекут сорок восемь часов.
Кара, по-видимому, ничего не слышала.
– После того, как мы сотрем старые воспоминания людей, разве не нужно будет запрограммировать им новые?
– Мы просто должны переобучить их. Люди, как правило, дезориентированы в течение нескольких дней после «перезагрузки», и их несложно контролировать, – вещает Мэтью. – Мы сможем преподать им новой урок истории. Тот, который содержит факты, а не пропаганду.
