– Я понимаю, не кипятись ты, Вась.
– Это страшно, Лёшка, на старости лет остаться без своего угла.
Алексей понимал родственника, как никто. Он и в Россию не ездил, домой, потому что вроде немного привык к новой жизни, вроде приноровился. Совсем не его угол, чужой, холодный, неродной, дети чужими стали, но здесь он уже нашёл себе место. Может, не кресло, так, табуретка не по размеру, но это уже была его табуретка. Но всё-таки приехал он сюда в сорок, а не как Василий, в шестьдесят. И характер у Алексея другой, терпимее он. А Василий – он смолоду резкий, непримиримый, всю жизнь парторг, всех на собраниях разбирал, прорабатывал, и Зое от него доставалось, и сыну Сашке. И вот теперь нужно подстраиваться под чужую жизнь. Хочешь не хочешь. И обратной дороги нет.
– Вась, Алёша подумает, что и вправду Сашка нас в клетке держит. Всё у нас хорошо, скучновато, конечно, это правда. Но ведь сыну дом помогли купить? Помогли! Теперь они с Галей уставшие с работы приходят, а в доме у них полный порядок: и прибрано, и приготовлено. Ну чего ж детям не помочь!
– На старости лет к детям в прислуги, – Вася никак не мог представить картину их с Зоей жизни хоть в каком-то удобоваримом свете. Всё у него выходило не так, всё плохо. А может, пиво виновато. Ясно же, выпил немножко человек и давай себя жалеть, да на жизнь жаловаться, да виноватых искать.
– Да побойся Бога! Почему «в прислуги»?! Если я для нас с тобой готовлю, стираю, это что – «прислуги»?! Вот ведь мухомор старый.
– Ну, это да, это я лишку хватил, – Вася виновато посмотрел на жену. Но, сделав ещё один глоток и крякнув как следует, продолжил: – А вот ещё эта краля. Лёшка, вертит она хвостом, чует моё сердце. А наш олух ничего не соображает. Она с работы придёт, а глаз у неё прям горит. Я же вижу.
Зоя заёрзала на стуле.
– Ну что ты плетёшь, куда он там у неё горит? – она уже начала Леше подавать сигналы, мол, прячь ты это пиво! А Алексей не очень даже и вслушивался в брюзжание Василия, он наслаждался этим вечером, тем, что сидит с родными людьми, тем, что они так много говорят, да и жалуются! А это на немецкой стороне ой как не принято. Нельзя! Всё и у всех «о'к»! И про себя лишнее не моги сказать, и других своими проблемами не отягощай. А тут вон чего, аж жену сына обсуждать начали!
– Да на сторону он у неё горит, вот куда!
– Тьфу, – только и могла отреагировать Зоя.
В душе Алексея поднималась целая гамма чувств: от грусти и радости до раздражения. Он отдавал себе отчёт, что скучает. Столько всего намешалось за это время в его сердце. И хотелось ему поехать посмотреть, что там у них и как, и боялся теребить себе душу. И радовался он приезду сестры, и нервничал, что вот сейчас он бы просто молчал, и думал о предстоящем рабочем дне, о новых приборах, куда не подошли микросхемы. Василий с Зоей ураганом ворвались в его размеренную жизнь, заставили его посмотреть на всё по-другому. Вернулось щемящее чувство тоски и ностальгии, которое просто по капле и с таким трудом выдавливал из себя. Только где этот дом, по которому он как будто бы тоскует? В Ахтубинске, откуда сразу уехал после окончания института? Раньше там хотя бы жила Зоя, можно было приехать к ней. Но сегодня она москвичка. Город, который Алексею нравился, в который он всегда с удовольствием приезжал в командировки. Но это не его родной город. От сестры слышал, что нет улицы Горького, станции метро «Лермонтовская», даже гостиницы «Украина», в которой он каждый раз останавливался, приезжая в Москву в частые командировки. Алексей любил гулять по Кутузовскому проспекту, широкому, суматошному, с шумным движением машин, потом спускался в метро и ехал до «Проспекта Маркса», обязательно пил кофе в кафе «Космос» и дальше шёл неторопливо вверх по улице Горького, любуясь монументальными зданиями послевоенной постройки, отделанными красным гранитом. Вроде бы этот гранит доставили в Москву сами немцы, собирались из него отгрохать монумент в честь победы. Дойдя до памятника Пушкину, обязательно сворачивал налево, и дальше по бульвару, а потом к Патриаршим прудам. Есть ли та Москва, существует ли она, или всё осталось только в его памяти? Тогда к чему эти возвращения, разочарования? Странно, но вспоминается Ахтубинск, Москва, в которой был только гостем, и никогда Иркутск. А ведь там он встретил Нину, там родились обе их дочери, именно в этом городе он встал на ноги, раскрутил собственный бизнес, они купили дом и стали даже принадлежать к какому-то другому классу. Ну, так им всем казалось. Хорошая машина, няня у Алечки, женщина, которая приходила два раза в неделю убираться. Ведь такого обеспеченного существования у него больше не было никогда в жизни. Да уже и не будет. И потом, была в его жизни настоящая любовь, тихая гавань, семейное счастье. Вот в Иркутск, он знал, не поедет никогда. Хватило тех двух раз. Невозможно вернуться в город, который был самым большим счастьем и стал самой страшной трагедией.
7
После окончания института Алексея распределили в Иркутск. Зоя охала, а Алексей был рад. Его пригласили на знаменитый авиационный завод, нужны были молодые головастые инженеры, разрабатывать новые модели самолетов, дело начиналось новое, он загорелся идеей. Ну, чего киснуть там, где всё знаешь, где тебя знают. На дворе век физиков, полный свершений и открытий. Их матери к тому времени уже не было в живых, они жили всё в том же доме, но Василий привёл его в полный порядок. После регистрации с Зоей он переехал к ним и их небольшую избушку превратил за какой-то год в полноценный дом. Так что Сашку принесли уже практически в хоромы, назвали его, как и предполагалось, в честь погибшего на фронте отца. Не сказать, чтобы Лёшка мешал новой семье своим присутствием, даже наоборот: они поменялись ролями, теперь Лёша помогал растить Саньку, памятуя, как когда-то с ним самим возилась Зоя.
– Еду открывать новые земли.
– Тоже мне, Колумб. Эти земли уже давно до тебя открыли, – Зоя никак не могла смириться с тем, что брат уезжает. Он был как сын, как первый и самый любимый ребёнок, как связь с уже ушедшими из жизни родителями. Как он выдержит без её заботы? Нет, это неправильно, семья должна жить вместе!
– Ну и ладно, значит, буду открывать научные горизонты.
– Своих, что ли, инженеров не хватает?
А действительно, не хватало. После войны завод столкнулся с проблемой оттока кадров. Дело в том, что работники, эвакуированные во время войны, стали уезжать в свои родные места. Поэтому завод остро ощутил нехватку кадров. На заводе осталось сто одиннадцать инженеров и техников из почти тысячи необходимых. Начали готовить свои кадры, посадили за учебники рабочих. Наверное, учёбы такого размаха завод ещё не знал. Вечерний авиационный техникум был в те годы переполнен. И всё же специалисты требовались, вот и запрашивал завод талантливых студентов.
– Это дело – не просто в конторе сидеть, бумажки перекладывать – самолёты строить будешь. Иркутский авиационный завод – это сила! Во время войны, знаешь, какие самолёты выпускались?
– Вась, ну ты даёшь, пикирующий бомбардировщик Пе-2, фронтовики называли этот самолет «иркутяночка», Пе-3, самолеты типа штурмовика, дальний истребитель.
