Он рассмеялся и обхватил девушку.
Кэтлин повисла в его объятиях, трясясь от страха. Ночь выдалась лунной, но голова Дика загораживала полнеба.
— Ну-ну, детка, только не плачь. Слышишь?
Джинкс отпустил девушку, так и не поцеловав. Вместо этого он взял ее за руку и бросил взгляд вдоль улицы.
— Дик, — прошептала она еле слышно. — Мы оттуда пришли…
Но он пожал плечами и потянул ее за собой — туда, где они только что шли, и вскоре — судя по всему, наугад, — свернул налево.
И тогда Кэтлин поняла — они с ним никуда не шли, ни в бар, ни в кино.
Фасады зданий на одной стороне улицы были снесены полностью, от чего сами дома теперь ужасно напоминали кукольные домики. В лунном свете внутри призрачно белели обои.
Дик еще сильнее сжал руку девушки.
— Уже лучше, — произнес он. — Главное, идти вперед. Потому что после ни согнуться, ни разогнуться. Понимаешь, о чем я? Если хочешь, можешь попробовать.
Неожиданно он остановился, схватил ее ладонь и прижал к своей руке выше локтя — туда, где буграми выпирали мышцы. Кэтлин почувствовала, как по коже пробежала дрожь.
У нее под каблуком хрустнул кусок обвалившейся штукатурки.
— После чего? — спросила она.
— После того, как меня тряханет, — ответил моряк. — После того, как он устроит мне трясучку. Мой приятель фокусник. Мой приятель, ха-ха!..
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Это кое-что новое.
По пятке стекает что-то мокрое и холодное. Не иначе, как она стерла до крови ногу. А еще Кэтлин никак не могла понять, что Дик хочет ей сказать.
— Закладывает! — крикнул он. — Закладывает уши!
В конце концов до нее дошло, что моряк сменил тему разговора. Он имел в виду что-то еще. Нечто такое, от чего можно избавиться, только если тебя «тряханет».
С ним явно случилось нечто ужасное.
Слова давались Джинксу с трудом, будто он пытался выцарапать их ногтем на школьной доске. С ним в море произошел какой-то кошмарный случай. Взрыв. Судно разломилось пополам. Дик шел ко дну. Он и один юнга оказались пойманы, словно в западне, глубоко в брюхе несчастного судна. И они шли ко дну вместе с кораблем. Джинкс рассказывал свою историю, и Кэтлин чувствовала, как у нее самой закладывает уши, как ледяная вода обволакивает ноги — сначала икры, потом колени. Она была вместе с ним там, в трюме. Ей не хватало воздуха.
На какую глубину успел погрузиться корабль к тому моменту, когда Дику все-таки удалось вырваться из западни? Юнга запаниковал. Набросился на него, впился ногтями. На какой глубине был Дик, когда он в последний раз вогнал голову юнги в перегородку трюма? На какой глубине он был, когда, набрав полную грудь воздуха, нырнул, на ощупь прополз вперед и, чувствуя, как грудь пылает огнем, высвободился из тонущего корабля?
— Глубоко, глубоко, — вздохнул Джинкс.
Главное — кричать, пояснил он. По мере того как поднимаешься вверх в толще воды, воздух в легких начинает расширяться. Приходится кричать, иначе легкие лопнут.
Они стояли совершенно одни посреди пустынной улицы. Вокруг ничего не различить, кроме серо-черного мрака.
— Вот так, — сказал Джинкс, отпуская руку девушки.
— Дик?
Казалось, моряк забыл о ее присутствии.
— Вот так, — повторил он.
Кэтлин потянулась к нему. Он был почти неразличим в темноте. Она дотронулась до его лица — и, к своему удивлению, обнаружила слезы.
— А-а-а-а-а-а!
Девушка отпрянула, хватая ртом воздух, и заткнула уши.
Дик пошел дальше, не оглядываясь. Она бросилась следом. Наверное, он забыл про нее. Через какое-то время Дик заговорил снова.
— На какой глубине? — Этот вопрос, казалось, не давал ему покоя. — Там, где все черно. Все — черно.
Он имел в виду воду.
— Мы пошли ко дну днем. Но опустились слишком глубоко. Когда я освободился, кругом была кромешная тьма.
Джинкс вновь остановился. Они вышли на площадь. Бомба попала в самую ее середину, и теперь по всей улице валялись комья земли. А еще листья. Ими были забиты канавы. В лунном свете деревья казались белесыми скелетами. Их ветви выглядели голыми, словно здесь уже наступила середина зимы.
— Там, в море, плавал всякий хлам. Обломки, вещи. С нашего судна. Какие-то медленно шли ко дну, другие плавали на поверхности. Свитер, библия, зубной протез, плюшевый мишка. Все какое-то бесцветное. Точь-в-точь как здесь. Как сейчас.
Джинкс остановился посреди улицы и стал оглядываться.
Он был прав — казалось, все вокруг утратило цвет. Ни единого яркого пятнышка. Ни огней светофора, ни луча фонарика. Они с ним словно попали в мир черно-белого кино.
Среди ветвей одного из деревьев повисла парковая скамейка. Причем совершенно целехонькая. Медная табличка на спинке подмигивала белым светом.
Где-то далеко впереди Кэтлин разглядела очертания вокзала Сент-Панкрас. Ага, вот куда их занесло.
— Дик! Дик? Куда мы идем?
Его взгляд был отсутствующим, словно он не понял вопроса. Девушка попыталась взять его за руку, но Джинкс сжал пальцы в кулак. Тогда она взяла его за локоть.
— Дик!
Он никак не отреагировал.
Значит, это все, удивилась про себя Кэтлин. Значит, им действительно некуда пойти…
— Дик! — прошептала она упавшим голосом. — Ты меня так и не поцелуешь?
Ей вспомнился его рот, кроваво-красный, как рваная рана.
— Дик, скажи, ответь мне, Дик! — Кэтлин прижалась к нему и провела рукой вверх по его рукаву.
Ее пальцы нащупали оторванный кусок позумента. Она сняла его с рукава — на ощупь похоже на металлическую фольгу.
Она отпустила его руку. Судя по всему, это действительно фольга — в такую заворачивают шоколадки.
Фольга, которую он прилепил к рукаву при помощи чего-то липкого. Если присмотреться, на китель там и здесь налипли мелкие обрезки.
Значит, вот как.
Кэтлин отпустила его руку. На душе сразу стало спокойно.
— Дик? Откуда ты?
Ей очень хотелось услышать ответ на этот вопрос.
Он назвал ей адрес в Фицровии. Переулок рядом с Гоуэр-стрит. Можно сказать, уже почти пришли. Возможно, они с самого начала направлялись именно в это место.
— И ты меня туда ведешь? — поинтересовалась Кэтлин.
Джинкс посмотрел ей в глаза.
— Ты хочешь, чтобы я пошла вместе с тобой?
К нему вернулся прежний похотливый вид.
— Дик, ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?