— Мне нужна роль, которая поможет мне вырасти как актрисе, — заявляет Стейси, ровно, как по линейке, укладывая нож вдоль вилки.
Неужели она ни разу не посмотрела ему в глаза?
Стейси тщательно планирует каждый прием пищи. Ей даже не нужно смотреть на часы, она прекрасно чувствует время. Каждые сорок пять секунд она будет съедать по крошечному кусочку вафли размером с фалангу пальца.
Стейси не станет отщипывать эти кусочки руками: подобная методика хороша дома, без посторонних глаз, да и идеальной точности этим не добиться. Придется пользоваться ножом. Прежде чем потянуться за ним, Стейси измерит вафлю указательным пальцем, планируя будущие действия. Сама идея отрезания квадратных кусочков от круглой вафли, безусловно, абсурдна: есть в этом нечто от философии дзен-буддизма. Стейси поглощает кусочек целиком, до последней крошки. Вафле отрезаны все пути к отступлению — от нее ничего не останется. Стейси тянется за ножом, заносит его над тарелкой и отделяет кусочек точно того размера и формы, которые определила для себя. И тут ей в голову приходит одна мысль, причем на полном серьезе, любой аноретик знает это по собственному опыту. Ей здорово пригодилась бы, думает девушка, специальная овощерезка — их еще можно увидеть в японских магазинах, где торгуют готовыми салатами. Одно нажатие кнопки — и все! Ломтики получаются строго одинаковых размеров. Превосходные ломтики вафли, ровно на один глоток. Стейси мысленно представляет себе, с какой интонацией она рекламировала бы эту чудо-технику, случись ей сняться, как когда-то в детстве, в рекламном ролике для местного телевидения.
Например, так:
Иде… альные (главное — не торопиться, постепенно, постепенно. Улыбка тоже поначалу сдержанная, есть в ней некая недосказанность), отмеренные (бодро и ровно; наверное, большего здесь и не требуется. Главное, четко проговаривай все согласные, не растягивай гласные, каждый слог отчеканен как шаг) как по линейке (Эх, каждому бы слогану такой четкий ритм! Так и хочется взять в руки линейку и отмерить. В этом месте можно изобразить большущую улыбку и выдержать паузу) КУСКИ! (Громко и слегка устрашающе! Чтобы добить зрителя окончательно. Пусть немного струхнет. Пусть представит, как острое лезвие кромсает тесто на мелкие кусочки. Нет, не рвет, не расплющивает, не терзает его тупым ножом, что, как мы знаем, время от времени происходит с любым из неумеек. Нет, друзья мои, мои приросшие к дивану собратья, сегодня мы с вами учимся резать вафлю на идеальные, отмеренные как по линейке КУСКИ.)
Голос Джона Амиеля возвращают ее в реальность.
— Разумеется, последнее слово остается за продюсерами, — говорит режиссер, более не в силах притворяться.
Ему не хотелось обидеть Стейси, но… черт, похоже, он облажался. Понятное дело, с его стороны это не что иное, как трусость — пытаться переложить ответственность за свое решение на других. Стейси не дурочка, она наверняка поймет, услышит за его невнятными оправданиями то, что он на самом деле хочет сказать.
Однако Стейси его не слышит. Она занята тем, что отрезает еще один кусочек, кладет его на язык, прижимает к нёбу, подавляя сладостный стон, пока этот кусочек под действием слюны растворяется, просачиваясь между языком и молярами дальше в ротовую полость. После чего вновь кончиком языка собирает его в сладкий комок, который, зажмурившись от удовольствия, давит о передние зубы, слизывает и, пару раз пожевав, отправляет в пищевод.
— Тебе непременно нужно познакомиться с Сэмом и Джудит, — произносит Амиель.
Это его знакомые, вернее, деловые партнеры. Супружеская чета с двумя детьми и собакой. Или с одним ребенком и двумя собаками? До него неожиданно доходит, что Стейси сейчас нужно нормальное человеческое окружение. Обычные, нормальные обеды. Вещи. Потому что иначе эти акулы неизбежно набросятся на нее. Она находится здесь уже — сколько? пару недель? — какое-то время и уже обзавелась секретаршей и личным тренером. Стейси рассказывала ему — еще до того как принялась терзать эту несчастную вафлю — про стиль своей жизни в Лос-Анджелесе, про то, как одна встреча, которая началась как прослушивание, вылилась в нечто, напоминающее интервенцию.
— Ты обязательно должна сходить к ним, — настаивает режиссер.
Стейси не слушает его. Сделать прием пищи гармоничным может лишь горчица. Она готова есть ее ложками. Она обожает эту избитую фразу — есть ложками. Есть в ней что-то такое игривое. Она отражает ее собственное восприятие горчицы. Резкий, кисловатый вкус, целые хрустящие зернышки, а взять дижонскую горчицу с обилием вкусовых оттенков! А американская, которую мы каждый день бездумно вылавливаем из пластиковых бутылочек? По консистенции она как мягкое мороженое!
Стейси прячет руки под стол, переплетает пальцы и пересчитывает костяшки, как будто это два калькулятора китайского производства.
Сегодняшняя встреча важна для нее, не надо про это напоминать. Она непременно станет звездой. Главное, продержаться еще немного. Стейси не станет просить горчицы. Вместо этого — когда Джон Амиель случайно отвернулся в сторону — она отправляет в рот крошечную щепотку соли.
7 августа, понедельник
Прошло три месяца
Стейси Чавес уволила своего личного тренера. Вместо этого каждый будний день в четыре утра, после завтрака, состоящего из сока сельдерея и пригоршни мюслей, она отправляется на побережье. Там она останавливает свой автомобиль рядом с поджидающим ее «доджем» — звездно-полосатый флаг на крыше, чрево под завязку набито тренажерами и спортивными снарядами, стоит четверть миллиона долларов. За четыреста долларов в месяц бывший спецназовец Нил Кранц, чемпион 1983–1987 годов, тренер по фитнесу, разрешает ей дернуть за ручку двери. «Додж», совсем как в мультике «Трансформеры», раскрывается, и взору присутствующих предстает его удивительная начинка. Это почти полторы тонны штанг, два блока с грузами, бесчисленные гантели и шесть алюминиевых скамеек для отжимания. Даже если к этому арсеналу добавить ракетную пусковую установку, он вряд ли станет более устрашающим на вид.
На прошлой неделе в течение двух самых жутких минут в ее жизни Стейси удалось сделать тридцать наклонов назад из сидячего положения — это половина того, что требуется от новобранцев спецназа морской пехоты. Она кое-как сумела сделать пятнадцать отжиманий, но Нил засчитал ей только три. Ей нужно было отжаться пятьдесят два раза. Требования нового режима столь суровы, что Стейси чувствует себя полностью разбитой, выжатой как лимон. На прослушиваниях она часто засыпает. Стейси берет телефон с собой в постель, но вчера, уснув в послеполуденное время, даже не услышала звонка.
На прошлой неделе она пробежала две мили примерно за двенадцать минут, чем заработала нужные очки. Чтобы снискать похвалу тренера, ей нужно напрячься и заработать еще пятьдесят дополнительных баллов. Больше всего девушку тревожит усталость. Ее терзают сомнения, сможет ли она соответствовать практическим и физическим требованиям, предъявляемым к актрисе. И не то чтобы Стейси перестали звонить, просто она научилась не брать в голову подобные пустяки. На тот случай, если проявится ее агент, у нее всегда при себе мобильный телефон. Впрочем, в этом нет особого смысла — та женщина все время занята на каких-то деловых встречах.
