Это не означает, что среди трансформированных кладистов есть убежденные креационисты. Как я сам понимаю, им просто доставляет удовольствие преувеличивать значимость систематики для биологии. Они решили — возможно, не без оснований, — что будут заниматься систематикой с бóльшим успехом, если забудут об эволюции, а главное — если не будут использовать понятие “предок” в своих рассуждениях о классификации. Точно так же, скажем, тот, кто изучает нервную систему, может прийти к выводу, что размышления об эволюции ничем ему не помогут. Нейробиолог не возражает против того, что нервные клетки возникли в результате эволюции, но ему не нужно использовать этот факт в своей исследовательской работе. Ему необходимо хорошо знать физику и химию, а вот дарвинизм, по его мнению, не имеет отношения к повседневному изучению нервных импульсов. Такая позиция имеет право на существование. Но нельзя, будучи в здравом уме, утверждать, что если некая теория не используется вами в ваших каждодневных узкоспециальных занятиях, то, следовательно, эта теория ложна. Сказать такое может только тот, кто считает свою научную отрасль исключительной, несопоставимой с остальными по важности.
Но даже в таком случае это нелогично. Физикам, чтобы заниматься физикой, дарвинизм определенно не нужен. Физик может считать биологию ничтожной дисциплиной по сравнению с физикой. Тогда, по его мнению, и научная ценность дарвинизма может быть невелика. Но это не дает ему никаких разумных оснований для того, чтобы считать дарвинизм ложным. Однако именно так, судя по всему, поступили некоторые из крупнейших представителей школы трансформированной кладистики. Обратите внимание: Нельсон и Платник использовали именно этот эпитет — “ложный”. Надо ли говорить, что их слова были подхвачены чувствительными микрофонами, упоминавшимися в предыдущей главе, и получили большую огласку, а их имена заняли почетное место на страницах религиозных и креационистских изданий. Недавно к нам в университет приезжал с лекцией один из ведущих трансформированных кладистов, и ему удалось собрать больше народу, чем любому другому приглашенному лектору, выступавшему в тот год. Нетрудно догадаться почему.
Нет никаких сомнений в том, что такие замечания, как “дарвинизм… это теория, которая была проверена и оказалась ложной”, исходя из уст авторитетных биологов, состоящих в штате почтенного государственного музея, будут лучшим подарком для креационистов и вообще для всех тех, кто активно заинтересован в том, чтобы распространять неправду. Только по этой причине я взялся надоедать своим читателям с трансформированной кладистикой. Как более сдержанно выразился Марк Ридли в своей рецензии на ту самую книгу, в которой Нельсон и Платник назвали дарвинизм ложным, “кто бы мог догадаться, что на самом деле они имели в виду всего-навсего то, что предковым формам затруднительно найти место в кладистической классификации?” Разумеется, определить точное систематическое положение эволюционных предков нелегко, и есть убедительные аргументы в пользу того, чтобы даже не пытаться этого делать. Но позволять себе высказывания, которые могут навести на мысль, будто никаких предковых форм вообще не было, значит злоупотреблять словами и изменять истине.
Пойду-ка я лучше возделывать свой сад.
Глава 11
Обреченные противники
Ни один серьезный биолог не сомневается ни в самом факте эволюции, ни в том, что все живые существа приходятся друг другу родственниками. Бывает, однако, что у отдельных биологов возникают сомнения конкретно по поводу дарвиновской теории, объясняющей, каким именно образом происходит эволюция. Порой это оказывается просто спором об определениях. Например, теория прерывистого равновесия может быть представлена как антидарвинистская. Тем не менее, как я уже объяснял, на деле она представляет собой миноритарную разновидность дарвинизма, и потому в главе, посвященной альтернативным теориям, ей никак не место. Но существуют и такие теории, которые совершенно определенно не являются разновидностями дарвинизма, которые категорически возражают против самой его сути. Именно эти противники и будут предметом настоящей главы. К ним относятся различные варианты того, что обычно называют ламаркизмом, а также некоторые другие системы взглядов — например, “нейтрализм”, “мутационизм” и креационизм, — которые время от времени предлагаются в качестве альтернатив дарвиновской теории естественного отбора.
Когда надо выбирать между альтернативными теориями, первое, что приходит в голову, — это проверить факты. К примеру, теории ламаркистского толка обычно — и справедливо — отвергаются, поскольку никаких убедительных доказательств в их пользу никогда не было найдено (хотя упорных попыток их обнаружить, порой предпринимавшихся даже готовыми пойти на подлог фанатиками, было предостаточно). Книг, в которых вывод в пользу дарвинизма делается на основании фактов, очень много, так что в этой главе я буду придерживаться иной стратегии. Вместо того чтобы рассматривать фактические доказательства за и против, воспользуюсь более кабинетным подходом. Я собираюсь доказать, что дарвинизм — это единственная из известных нам теорий, которая в принципе способна объяснить некоторые стороны такого явления, как жизнь. В случае моей правоты это означает, что, даже если бы у нас не было никаких фактических доказательств в поддержку теории Дарвина (хотя они, конечно же, есть), мы все равно имели бы полное право предпочесть ее любым теориям-соперницам.
Более наглядно эту мысль можно представить в виде прогноза. Я предсказываю, что если где-нибудь еще во Вселенной будет обнаружена жизнь, то, какой бы чужеродной и странной она нам ни казалась, выяснится, что в одном очень важном отношении эта жизнь похожа на земную: она тоже эволюционировала благодаря какой-то разновидности дарвиновского естественного отбора. Увы, это предсказание относится к числу тех, которые вряд ли будут проверены на нашем веку, но тем не менее оно поможет нам уяснить нечто важное насчет жизни на нашей собственной планете. Теория Дарвина в принципе способна объяснить жизнь. Ни одна из других когда-либо выдвигавшихся теорий на такое в принципе не способна. Чтобы доказать это, я собираюсь обсудить все известные альтернативные теории — не с точки зрения доказательств за или против, а с точки зрения их принципиального соответствия поставленной задаче.
В первую очередь нам следует определиться с тем, что значит “объяснить” жизнь. Конечно же, у живых организмов имеется много разных свойств, и некоторые из них вполне объяснимы с помощью других теорий. Как мы уже видели, разнообразие белковых молекул во многом может быть связано не столько с дарвиновским отбором, сколько с нейтральными мутациями генов. Тем не менее я хочу обратить внимание на одно особое свойство живых существ, наличие которого можно объяснить только естественным отбором по Дарвину. Это свойство не что иное, как лейтмотив всей данной книги — сложные приспособления. Живые организмы хорошо приспособлены к выживанию и размножению в характерной для них среде, и используемые ими для этого адаптации столь многочисленны, что просто статистически не могли появиться только благодаря шальному случаю. В качестве примера я вслед за Пейли использовал глаз. Пара-тройка хорошо “продуманных” признаков глаза, вероятно, могли бы возникнуть в силу одного лишь случайного стечения обстоятельств. Но совокупность всех многочисленных взаимосвязанных составляющих, которые равно хорошо подходят как к выполняемой ими функции, так и друг к другу, требует особенного объяснения, одной случайностью тут не обойтись. В дарвиновском объяснении тоже, разумеется, присутствует элемент случайности в виде мутаций. Но этот элемент отбирается и накапливается шаг за шагом в течение многих поколений. В предыдущих главах доказывалось, что дарвинизм способен давать приемлемое объяснение возникновению сложных адаптаций. А теперь я собираюсь представить доводы в пользу того, что никакая другая из известных нам теорий не способна к этому.
