Как это ни удивительно, но даже блестящим учёным в отличных от биологии областях бывает необходимо пробудить своё сознание подобным образом. Фред Хойл был блестящим физиком и специалистом в области космологии, но допущенные им биологические ошибки, вроде аналогии «Боинга-747» или отрицания подлинности ископаемого археоптерикса, возможно, свидетельствуют о нехватке более глубокого знакомства с механизмом естественного отбора. В общих чертах, думаю, он его понимал. Но, вероятно, чтобы полностью осознать возможности естественного отбора, нужно «повариться» в нём, погрузиться в него с головой, целиком отдаться его течению.
Другие науки также расширяют горизонты нашего мышления. Специальность Фреда Хойла — астрономия — в прямом и переносном смысле ставит нас на место, сбивая спесь до уровня, подобающего крошечной сцене, на которой разворачиваются наши жизни, — пылинке среди мириад других обломков космического взрыва. Геология напоминает о краткости нашего существования — как личного, так и видового. Она перевернула мировосприятие Джона Рёскина и в 1851 году вырвала из его уст памятную жалобу: «Ах, как хорошо бы мне жилось, оставь меня в покое эти геологи со своими ужасными молотками! Их стук раздаётся в конце каждого библейского стиха». Аналогичное влияние на наше восприятие времени оказывает эволюция, и неудивительно: её работа отмеряется по геологической временной шкале. Но дарвиновская эволюция, и особенно естественный отбор, делают ещё кое-что, а именно: устраняют иллюзию замысла в области биологии и учат нас с подозрением относиться к любым гипотезам «разумного замысла» в таких науках, как физика и космология. Думаю, что физик Леонард Сасскинд именно это имел в виду, когда написал: «Я не историк, но тем не менее хочу заявить следующее: современная космология началась с Дарвина и Уоллеса. В отличие от своих предшественников они сумели объяснить наше существование, не прибегая к помощи сверхъестественных сил… Дарвин и Уоллес установили планку не только в области естествознания, но также и космологии».
[96]
Другими физиками, не нуждающимися в лекциях относительно ценности вклада дарвинизма, являются Виктор Стенгер, книгу которого «Нашла ли наука бога?» (ответ: не нашла) я рекомендую вниманию читателя, а также Питер Аткинс. Работа последнего «Ещё раз о сотворении» стала моим любимым произведением в жанре научной поэзии в прозе.
Не устаю поражаться тем из теистов, чьё сознание отнюдь не пробудилось в том смысле, о котором я говорю, и которые вместо этого восхваляют нынче естественный отбор как «божье орудие Творения». Эволюция методом естественного отбора — это простой и удобный способ заполнить мир живыми организмами, заявляют они. Богу не нужно трудиться до седьмого пота! Питер Аткинс, введя в вышеупомянутой книге гипотезу ленивого бога, который пытается, затратив минимум усилий, создать наполненную жизнью Вселенную, доводит эту цепочку рассуждений до логического, безбожного заключения. Ленивый бог Аткинса превосходит бездеятельностью даже деистского бога просвещённого XVIII века: deus otiosus — буквально бог в отпуске, безработный, бездельник, излишний и ненужный. Шаг за шагом Аткинс сводит работу ленивого бога на нет, пока тому совсем ничего не остаётся: в общем-то, и существовать ему совершенно незачем. В голове крутится памятное остроумное нытьё Вуди Аллена: «Если окажется, что бог есть, вряд ли он злодей. Но, как ни крути, приходится признать, что он, в общем-то, двоечник».
Нечленимая сложность
Масштаб решённой Дарвином и Уоллесом проблемы трудно переоценить. Можно упомянуть в качестве примеров анатомию, строение клетки, биохимию и поведение буквально любого живого организма. Но наиболее яркие образчики якобы «разумного замысла» выбирают по понятным причинам авторы-креационисты; поэтому я решил, не без иронии, позаимствовать примеры для обсуждения из креационистского текста. Автор книги «Жизнь — откуда она взялась?» на обложке не указан, но напечатана она «Обществом Сторожевой башни» на 16 языках тиражом в 11 миллионов экземпляров и, видимо, является любимым чтивом многих, потому что из этих 11 миллионов экземпляров доброжелатели прислали мне из разных стран в качестве непрошеного подарка целых шесть штук.
Открыв наугад это анонимное и щедро распространяемое издание, наталкиваемся на губку, известную под названием «корзинка Венеры» (Euplectella), а под ней — слова не кого-нибудь, а сэра Дэвида Аттенборо: «Никакой фантазии не под силу вообразить сплетённый из кремниевых игл скелет такой сложности, какой мы встречаем у этой губки, “корзинки Венеры”. Каким образом малозависимые друг от друга микроскопические клетки могут, работая совместно, произвести миллионы стекловидных игл и соорудить прихотливое, прекрасное кружево? Мы не знаем». Авторы из «Сторожевой башни», не теряя времени, вворачивают свою реплику: «Но мы знаем наверняка: вряд ли это произошло благодаря случаю». Конечно, вряд ли это произошло благодаря случаю. С этим никто и не спорит. Именно такую загадку — статистическую невероятность возникновения скелета, подобного скелету Euplectella, — обязана решить любая теория жизни. Чем ниже статистическая вероятность, тем меньше надежды, что решением проблемы окажется случай; в этом и есть сущность невероятного. Ошибочно предполагают, что решением загадки может быть либо «разумный замысел», либо случай. Однако это не так. Решением загадки может быть либо «разумный замысел», либо естественный отбор. Принимая во внимание исключительно низкую вероятность, которую мы наблюдаем в живых организмах, случай решением быть не может, и ни один здравомыслящий биолог никогда этого не заявлял. «Разумный замысел», как мы увидим позднее, также не может служить настоящим решением; однако сейчас я хочу вернуться к описанию задачи, которую обязана решить любая теория жизни, а именно — как избавиться от случайности.
Листая страницы книги, напечатанной «Сторожевой башней», находим замечательное растение, известное под названием «трубка датчанина» (Aristolochia trilobata, кирказон трёхлопастной). Кажется, что все его части специально спроектированы для пленения и окутывания пыльцой насекомых, прежде чем те направятся к другой «трубке». Изощрённая элегантность цветка вызывает у «Сторожевой башни» вопрос: «Разве такое могло возникнуть случайно? Разве перед нами не работа “разумного творца”?» Повторим ещё раз: нет, конечно, это не могло возникнуть случайно. И ещё раз: «разумный замысел» не является реальной альтернативой случайности. Естественный отбор — это не только правдоподобное, элегантное, экономичное решение; это единственная рабочая, действенная альтернатива случайности из всех когда-либо предложенных. По поводу «разумного замысла» можно выдвинуть то же самое возражение, как и по поводу случайного возникновения. Данное решение не избавляет нас от статистической невероятности. А чем ниже уровень вероятности, тем менее вероятен и сам «разумный замысел». Стоит взглянуть непредвзято — и становится очевидно, что «разумный замысел» только усугубляет проблему. Это, повторю ещё раз, происходит потому, что, как только мы прибегаем к идее создателя (создательницы), так немедленно, в первую очередь, приходится объяснять загадку его (её) собственного появления. Любое существо, достаточно разумное, чтобы сотворить такой маловероятный объект, как «трубка датчанина» (или Вселенная), является ещё более невероятным, чем сама «трубка датчанина». Вместо того чтобы оборвать злополучную цепочку вопросов, бог мстительно усугубляет путаницу.
