Мустафа Кемаль был настолько погружен в свои мысли, что не слышал шагов Исмаила Энвера.
— Дорогой Мустафа, — приветствовал вошедший своего друга.
— Исмаил, а я думал, что ты на Кавказе.
— Ты не в курсе дела, Мустафа, — ответил Исмаил с осунувшимся лицом.
— Нет. А что случилось? — изобразил непонимание на лице Мустафа.
— Сражение под Сарыкамышем обернулось катастрофой. Русские смешали нас с грязью.
— Очень сожалею.
— Наши люди не виноваты. Нас продали противнику армянские изменники. Мы поймали несколько солдат-армян, которые передавали сведения русским.
— Не может быть.
— Именно так оно и есть. Я отдал приказ разоружить всех солдат-армян, согнать их в лагеря и тщательно охранять.
— Не означает ли это сокращение численности наших войск?
— Послушай, Мустафа, лучше располагать меньшими силами, но быть уверенным, что тебя, по крайней мере, не предадут. Армяне — это проблема, и эту проблему мы должны устранить.
— Я согласен с тобой, Исмаил. Требования армян неприемлемы. Армянскому государству не бывать.
— Будет лучше поступить с армянами так, как мы поступили с греками, получившими свободу. Их следует изгнать из страны.
— Но куда? У них нет территории, на которой они могли бы обосноваться.
— Как только они покинут Турцию, это перестанет быть нашей проблемой.
Мустафа Кемаль посмотрел Исмаилу в глаза. Этому человеку с кучкой офицеров во главе младотурков
[34]
удалось революцией расшевелить закоснелое оттоманское общество, но было в нем что-то, что вызывало беспокойство. О евреях в Салониках, об армянах и курдах он говорил так, словно они не были турецкими подданными. Исмаил страстно желал создания сугубо мусульманского государства. Мустафа же предпочитал более свободное общество — по типу обществ европейских соседей. Он родился в Салониках, то есть в Европе. Последние месяцы он провел в Софии, столице Болгарии. Там у него родилась идея секуляризации государства — отделения религии от официальной власти.
— Турция — это мусульманская страна, Мустафа. Только Аллах способен вернуть нам былое могущество, но перед этим мы должны очистить наш дом от скверны.
43
Афины, 15 января 1915 года
Никос Казанцакис был больше похож на конторского служащего, чем на философа. Пенсне на тонком носу, небольшие глаза, открытый лоб и редкая бороденка придавали ему довольно заурядный вид. Казалось, этот невысокий человек в сером костюме, чистой белой сорочке с коротким галстуком чувствует себя неловко. Он был любезен, но его манеры оставляли желать лучшего. Он напоминал отшельника, которого приговорили жить в городе.
— Никос Казанцакис, это мои друзья. — Гарстанг представил каждого своего спутника в отдельности.
— Очень приятно, — сказал Никос, отводя взгляд, словно ему было стыдно смотреть этим людям в глаза.
— Я нуждаюсь в вашей помощи. Как только я оказался в Афинах, сразу же взял на себя смелость потревожить вас, — посетовал Гарстанг.
— Не беспокойтесь, господин Гарстанг, в Париже вы были одним из немногих, кто не покидал реального мира. Вы и мой дорогой друг Генри Бергсон, — уточнил Никос.
— Что слышно о Генри?
— У него все в порядке, вы же знаете. Он постоянно либо что-то пишет, либо о чем-то думает.
Геркулес сделал нетерпеливый жест, и Гарстанг решил приступить к делу. Он достал из кожаного мешочка маленькую статуэтку. Никос широко открыл глаза, и впервые на его лице появилось хоть какое-то выражение.
— Как вы ее достали?
— Случайно нашли.
— Где? Вы были в Кноссе?
— Кносс? — спросил Линкольн.
— Это древняя столица Крита, — пояснил Гарстанг.
— Ничего об этом городе не слышал, — сообщил Линкольн.
— В 1878 году Минос Калокаиринос, критский торговец, обнаружил его руины. Он провел там первые раскопки, в результате чего обнаружил часть складов в западном крыле и часть западного фасада знаменитого дворца. После Калокаириноса за раскопки принимались еще несколько человек, но по ряду причин они оказались неудачными, — рассказывал Никос, все больше воодушевляясь. Он не переставая размахивал руками и говорил очень эмоционально.
— Я кое-что читал об этом. В конечном счете наиболее важное открытие сделал англичанин, — заметил Геркулес, сделав акцент на последнем слове.
— Вы совершенно правы. 16 марта 1900 года археолог Артур Эванс, довольно состоятельный английский джентльмен, купил этот участок и начал широкомасштабные раскопки. Некоторым не нравились его слишком агрессивные методы. Однако следует признать, что Эванс потратил крупный капитал и хотел вернуть хотя бы часть вложенных средств. Разумеется, раскопки и реставрация кносского дворца и открытие микенской культуры делают честь работам Эванса, хотя с его методами я не согласен, — продолжил рассказ Никос.
— Его методы действительно были не самыми адекватными. Ныне археология являет собой сферу деятельности ученых, применяющих строго научную методику, а в прошлом это были проекты, выдвигаемые богатыми альтруистами, — высказал свое мнение Гарстанг.
— Вместе с тем Эванс работал не один и не вслепую. Ему оказывали всестороннюю помощь доктор Дункан Маккензи, который уже обрел известность своими раскопками на острове Мелос, и господин Файф, известный архитектор, построивший Британский колледж в Афинах. Кроме того, Эванс использовал труд большого числа местных рабочих и в короткие сроки обнаружил важную часть того, что позднее назвал Миносским дворцом.
— Дворцом? — переспросил Линкольн.
— Ну, так называем его мы. Фактически название «дворец» дает ошибочное представление. На самом деле Кносс представлял собой сложное сооружение из более тысячи помещений, объединенных в единое целое. Некоторые из них были мастерскими ремесленников тех или иных профессий. Это был и склад для всей округи, и административный и религиозный центр, и средоточие минойской культуры, — пояснил Никос.
Некоторое время грек молчал, рассматривая статуэтку, стоявшую на столе. Потом он протянул руку, чтобы взять ее. Гарстанг не возражал. Никос внимательно осмотрел статуэтку, пользуясь своим пенсне как лупой.
— Так где, вы говорите, нашли ее? — спросил он наконец.
— Мы вам этого еще не говорили, — ответил Гарстанг.
— Вы побывали на Крите?
— Нет, мы обнаружили ее в довольно неожиданном месте, — сказал Геркулес.
— Вы меня заинтриговали.
— В церкви Святого Сергия в коптском квартале Каира.
