Они бросились в кухню, Расмус был сам не свой от волнения. Он представил себе огромную сокровищницу, полную пятиэровиков.
Луч фонарика шарил по голым половицам. Оскар осмотрел каждую половичку, попробовал ногой, крепко ли сидит.
– Здесь этот тайник!
Он быстро вытащил неприбитую половицу возле очага, осветил фонариком пустоту под ней. Там была квадратная дыра, и в ней лежал пакет, аккуратно завёрнутый в клеёнку. Он развернул его.
– Ой! – воскликнул Расмус.
Там лежали плотно уложенные красивые пачки сто– и тысячекроновых бумажек, зарплата рабочих завода в Сандё. Пятиэровых монет здесь не было, но по испуганным глазам Оскара Расмус понял, что это тоже деньги.
– Надо же, сколько денег есть на свете, – сказал Оскар. – А я этого даже не знал.
Он радостно вздохнул.
Ожерелье тоже лежало, золотая цепь, а на ней висели большие зелёные камни.
– Подумать только, теперь фру Хедберг получит назад своё ожерелье. Если только она жива…
Оскар стал перебирать пальцами драгоценность.
– Я надеюсь, что она жива, что я спою ей ещё раз «В каждом лесу свой ручей», а она даст мне тогда пятьдесят эре.
– Завтра, – сказал, сияя от радости, Расмус, – завтра мы пойдём к ленсману и отдадим ему деньги, а потом отнесём фру Хедберг ожерелье.
Оскар покачал головой.
– О нет, этого мы делать не станем. «Всё нужно делать хитро! – сказала баба, ловя вошь пальцами ног».
– А как же нам быть тогда? – спросил Расмус.
– Я больше не стану совать нос в это осиное гнездо. Не стану связываться со служанками, которые нахально врут, и слушать всякую чушь вроде: «Оскар, что ты делал в четверг?» Нет, мы перепрячем всё это в другое место и напишем ленсману новое письмо. Мол, будьте любезны, заберите денежки, а не то они пропадут. А после мы с тобой пойдём снова бродяжничать. Пусть ленсман сам доводит дело до конца, ему за это платят. А я не собираюсь ходить у него на подхвате.
Оскар взял рюкзак и начал укладывать в него пачки денег.
– Только бы ленсман не схватил меня, когда я понесу на спине эту половину государственного банка. Ведь тогда мне влепят пожизненное заключение.
Он взял ожерелье и надел его в шутку на шею Расмуса со словами:
– Дай-ка я украшу тебя. Будешь хоть разок в жизни нарядным красавцем. Сейчас ты похож на царя Соломона во всём его великолепии. Хотя веснушек у тебя побольше, чем у него.
И фонарик осветил царя Соломона с тощими руками и ногами и зелёными изумрудами на шее.
– Да, и волосы у меня к тому же прямые, – сказал он с огорчением.
Он дёрнул ожерелье. Ему хотелось поскорее снять его. Но он не успел.
Потому что голоса послышались снова!
Глава десятая
– Быстрее, – прошептал Оскар. – Бежим отсюда!
Они выбежали в сени. Но было уже поздно. Голоса раздавались теперь у входных дверей. Путь им был отрезан.
– Быстрее на чердак!
Оскар пихнул Расмуса впереди себя на узенькую крутую лесенку, по которой мальчик так весело бегал днём. Теперь он спотыкался, как больной, и он в самом деле чувствовал себя больным, больным от страха. Ведь те двое уже распахнули дверь и вошли в тёмные сени.
Оскар и Расмус остановились, замерли на лестнице. Они не смели шевельнуться, едва дышали, чтобы не выдать себя. Расмус со страхом уставился на две тёмные тени внизу, превратившие его жизнь в кошмар! Ах, как он ненавидел их!
– Ты прав, не было никаких ящиков, когда мы были здесь в прошлый раз.
Это был голос Лифа. Вот он рванул дверь в кухню.
– И у тебя не хватило ума сообразить, что дело неладно, увидев, что сюда притопала целая фабрика ящиков, – зло заметил Лиандер. – Неужто тебе не ясно, что сами прийти сюда они не могли?
– Да я только после об этом подумал, – ответил Лиф. – Знаешь ведь, как бывает, смотришь на какую-нибудь вещь и будто видишь её и не видишь. И вдруг чуть погодя… бац! Тебе приходит в голову: «Откуда, чёрт возьми, взялись эти ящики?»
– Видишь и не видишь! В нашей профессии такого позволить нельзя. Теперь придётся забирать отсюда деньжата!
«Ха! Деньжата уже отсюда перебрались», – подумал Расмус. Несмотря на страх, он ликовал. Но секунду спустя его ликованию пришёл конец. Из кухни послышался яростный вопль, потом Лиф завопил:
– Скорее! Бежим за ними! Они не могли уйти далеко!
Они бросились в сени, свирепые, как разъярённые собаки, рванули дверь и стали искать неведомого врага, отнявшего у них добычу, чтобы найти его и разорвать на куски. На полпути к двери Лиф резко остановился.
– Стой! – крикнул он. – Надо сначала поглядеть, не прячутся ли они в доме. Здесь, внизу, нет никого. Может, они на чердаке?
Он побежал вверх по лестнице и наткнулся прямо на кулак Оскара, взвыл и рухнул вниз в объятия Лиандера. Расмус, стоя за широкой спиной Оскара, тоже взвыл. Он взвыл потому, что Лиандер направил на них револьвер и голосом, дрожащим от злости, сказал:
– Сделай хоть один шаг, и я стреляю!
Тут и Лиф успел подняться на ноги. Луч его фонарика осветил двоих на лестнице. Увидев царя Соломона во всём его великолепии, он ахнул.
– Ожерелье у сопляка на шее!
Грабители уставились на бродяг, не веря своим глазам.
– Беги, Расмус! – крикнул Оскар. Он стоял, рослый, широкоплечий, загораживая узкую лестницу. – Беги! – рявкнул он громовым голосом.
И Расмус побежал. Словно загнанная крыса, он юркнул вверх по лестнице на маленький ветхий чердак, где ветер раскачивал со скрипом пустые рамы. За окном была крыша пристройки. Он перемахнул через подоконник, прошёл по крыше. Прыгать он умел. До земли было несколько метров, и он прыгнул. Он сейчас прыгнул бы даже с колокольни. Расмус слегка ушиб колени, но едва почувствовал это, ведь он был крысой, за которой гналась кошка. Он успел услышать, как Лиф подбежал к углу дома, готовый застрелить его, и побежал так, словно дело касалось жизни и смерти. Да так оно и было, он понимал это.
Ах, все вы, уехавшие в далекую Миннесоту! Если бы знали вы, что случилось этой ночью в вашей серенькой деревушке у моря! Здесь бежит между избами испуганный мальчонка с изумрудами на шее, а за ним гонится грабитель. И некому помочь мальчишке. Ведь серые домишки стоят заброшенные, молчаливые, окна их пустые и мёртвые. Ничья ласковая рука не распахнёт дверь в бурную летнюю ночь. Ничей ласковый голос не крикнет в открытое окно: «Иди сюда, мы спрячем тебя!»
