Но скоро лес кончился, и дорога, петляя, начала спускаться к озеру. На берегу озера Расмус увидел торп с серым домишком, как и во всех торпах, яблоньками и покосившимся забором.
Оскар остановился у калитки:
– Ясное дело, дома тоже наши! Например, вот этот дом пусть будет нашим.
Он отворил калитку.
Расмус засмеялся:
– Ну и горазд ты шутить, Оскар. Мы будем здесь петь?
– Нет уж, здесь нам нужно петь как можно меньше.
Он без лишних слов направился к дому. Расмус пошёл за ним.
Тут он увидел женщину, которая развешивала бельё. Она стояла к ним спиной и вешала полотенца на верёвку, натянутую между двумя яблонями.
– Мартина! – позвал Оскар, и женщина повернулась к нему.
У неё было грубоватое широкое лицо. Увидев Оскара, она нахмурилась.
– Вот оно что, – сказала она. – Явился!
Расмус остановился поодаль. Видно, Оскар знал эту женщину. Она была не слишком-то любезна с ним. Вид у неё был даже очень сердитый.
– А кого это ты привёл? – спросила она, указывая на Расмуса.
Оскар бросил на Расмуса подбадривающий взгляд.
– Да вот, шёл по дороге и нашёл мальчика. Такого маленького, что едва заметишь. Зовут его Расмус.
Женщина продолжала сердито смотреть на них, и Расмусу захотелось, чтобы они поскорее ушли отсюда.
– Ну и как тебе жилось, покуда меня не было? – почти с тревогой спросил Оскар.
– А как ты думаешь? Работала с утра до ночи не разгибая спины да еле сводила концы с концами. Да какая тебе забота! Знай шатаешься по дорогам!
– Ты сильно сердита на меня, Мартина?
– Ясное дело, сердита. До того зла, что готова стукнуть тебя хорошенько…
Она замолчала и вдруг, к удивлению Расмуса, засмеялась, обняла Оскара и сказала:
– Да, сердита. Но до чего же я рада, что ты воротился домой!
Расмус стоял растерянный, ничего не понимая. Значит, Оскар живёт здесь? Значит, в самом деле есть такое место, где он живёт? Об этом Расмус даже не мечтал. Для него Оскар был путником, изо дня в день шагавшим по дорогам, и летом и зимой. Но, если он всё-таки живёт здесь, кто же тогда эта Мартина? Неужто он женат на ней? Расмус стоял у яблони и пытался сообразить, как обстоят дела. Переполнявшая его радость улетучилась. Он чувствовал себя покинутым.
Оскар и Мартина смотрели друг на друга и весело смеялись. Расмуса они не замечали, будто его и вовсе не было.
Но вот Мартина отпустила Оскара и подошла к нему, к Расмусу. Она стояла перед ним, подбоченясь, рослая, здоровенная, почти как Оскар. Теперь глаза её стали добрыми, весёлыми и лукавыми. Глядя на него, она засмеялась, но смех этот был добрый, будто что-то её рассмешило.
– Вот как, Оскар, стало быть, ты шёл по дороге и нашёл мальчика! – сказала она и оглядела Расмуса с головы до ног.
– Да, чудного маленького парнишку, который хочет, чтобы бродяга стал его отцом. Как тебе это нравится? Он не захотел стать сыном Нильссона из Стенсэтры, а выбрал в отцы меня. Каково, а?
– Ну, если он выбрал такого отца, как ты, ума у него немного.
– Твоя правда. Но если матерью ему будешь ты, он не пропадёт.
– Правда, такого я никак не ждала. Однако от тебя ведь никогда не знаешь, чего ожидать, какую штуку ты ещё выкинешь. А что, у парнишки вовсе нет родителей?
– Нет у него никаких родителей, кроме нас с тобой.
Мартина взяла Расмуса за подбородок, подняла его голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Она долго и испытующе смотрела на него, а потом спросила:
– А ты хочешь этого? Хочешь жить у нас?
И тут Расмус понял, что он хочет именно этого. Хочет жить с Оскаром и Мартиной в этом маленьком сером доме на берегу озера. Оскар и Мартина не были ни красивыми, ни богатыми. У Мартины не было голубой шляпки с перьями, но Расмус всё равно хотел жить в этом доме.
– А ты, Мартина, захочешь взять мальчика с прямыми волосами? – робко спросил он.
И тогда Мартина обняла его. Никто не обнимал его с тех пор, как у него стреляло в ухе и он сидел на коленях у фрёкен Хёк. Руки у Мартины были твёрдыми и сильными, и всё же они казались ему мягкими, намного мягче, чем у фрёкен Хёк.
– Хочу ли я взять мальчика с прямыми волосами? – засмеялась Мартина. – Конечно, хочу. Сам понимаешь, зачем мне курчавый мальчишка, когда у меня у самой волосы прямые, как гвозди. Хватит нам и одного курчавого в семье, – сказала она и посмотрела на Оскара.
Оскар сидел на крыльце и гладил маленького чёрного котёнка, который ласкался к нему.
– Нам нужен парнишка только с прямыми волосами или никакой, – заявил Оскар. – Это мы с Мартиной всегда говорили.
Глаза Расмуса засияли, и лицо осветила улыбка.
– Послушай-ка, Расмус! – позвал его Оскар. – Ты видел эту киску?
Расмус подбежал к нему, уселся рядом на крыльце, стал гладить котёнка, потом взял его на руки и прижал к себе.
– Точно такой котёнок мне снился.
– Тогда теперь он будет твой, – сказал Оскар. – Знаешь, Мартина, мы с Расмусом сочинили песню про кота, который ест картошку с селёдкой.
– Картошку с селёдкой? У меня как раз на плите картошка с селёдкой. Будете есть?
Оскар кивнул.
– Спасибо, будем, – ответил он и пропел: – «Хочешь – верь, хочешь – нет, но мой кот на обед уплетает селёдку с картошкой». – Он шутя ухватил Расмуса крепкой рукой за воротник: – Пошли обедать!
Быть может, Расмус и родился в таком же вот сереньком торпарском домишке, и первое, что он увидел, появившись на свет, была такая же убогая кухня с начисто выскобленным полом, с выдвижным деревянным диванчиком и распахнутым столом, с геранью на окне. Может быть, именно потому Расмус, переступив высокий обшарпанный порог, почувствовал себя как дома.
Он сидел с Оскаром и Мартиной за кухонным столом и ел картошку с селёдкой. Ему было так хорошо и уютно, он пришёл к себе домой. Мартина весело смеялась и громко болтала, не верилось, что это была та же самая Мартина, которая так сердито встретила их. При ней невозможно было сидеть, молча потупившись, она волей-неволей заставляла тебя говорить. Но она вела себя вовсе не так, как взрослые, которые говорят с тобой, лишь желая показать своё расположение или снисходительность. Она говорила с Расмусом, потому что ей это нравилось.
– Ну и прохвосты! – воскликнула она, когда Оскар рассказал ей про Лифа и Лиандера. – Уж я бы потолковала с этими бандитами!
– Они и без тебя получат по заслугам, – ответил Оскар. – А вот с кем тебе надо потолковать, я знаю! Тебе нужно уладить дело с властями, чтобы нам позволили оставить Расмуса. От меня в этом деле толку будет мало, я с ними говорить не умею. Пойду, а они спросят: «Что ты, Оскар, делал в четверг?»
