Иногда папа пел маме:
– Наша мама лучшая, мама несравненная…
А мама всегда говорила:
– Патрик, ты же знаешь, что это не так.
Но папа отвечал:
– Как бы там ни было, главное, что ты такая, какая есть.
Расмус тоже любил маму такой, какая она есть, но считал, что временами она могла бы быть и поуступчивей.
– Никаких аттракционов, пока не будут готовы уроки, – заявила мама, как только все сели за стол.
– Пф-ф, – фыркнул Расмус. – Нам ничего и не задали…
Его перебила Приккен. Она оценивающе посмотрела на полную до краёв тарелку брата и почти опустевшую миску с картошкой.
– Очень мило с твоей стороны, что ты не выложил себе в тарелку всё подчистую, хоть что-то мне оставил, – язвительно заметила она.
– Ах, прости, я не подумал, – рассеянно ответил Расмус. – Мам, ну мо-ожно я пойду?
– В кастрюле на плите есть добавка, – сказала мама. – И ни слова об аттракционах, пока не приготовишь уроки.
Расмус снова фыркнул:
– Говорю же, нам ничего не задали! И вообще… я уже всё это знаю! – Прожевав картошку, он добавил: – К тому же я могу сделать их утром!
– Очень интересно, – сказала мама. – То у тебя совсем нет уроков, то ты уже всё знаешь, то ты сделаешь их утром. Хорошо нынче школьникам!
Тут в разговор вступил папа:
– Скажу тебе, сынок, что когда я был таким, как ты, я думать не смел о всяких там развлечениях, пока не выучу все истории с географиями так, чтоб от зубов отскакивало.
Расмус вздохнул.
– Стоит мне только заговорить об аттракционах, как вас сразу же тянет на старину, вы б ещё вспомнили, что было при Карле Двенадцатом, – сердито заключил он. – Почему взрослые думают, что у детей не должно быть совсем никаких развлечений?
– Ну, ну, спокойнее, – сказал папа и сменил тему. – А знаешь, Расмус, я ведь так хвалил тебя сегодня утром!
– Хвалил? Кому? – Расмус забеспокоился. Он-то знал, как звучат папины похвалы и слишком хорошо помнил, что папа говорил старшему комиссару как-то раз, когда Расмус заглянул в участок: «Даже не знаю, откуда у меня взялись такие красивые и умные детки, верно, оба в Гуллан пошли. И уж я не я буду, если они не получат хорошее воспитание: не просто истории с географиями, а достойное образование, со всякими там «шпрехен зи дойч» и всем, что положено».
А теперь папа с довольной улыбкой заявлял, будто снова кому-то хвалил Расмуса.
– Как это кому? Старшему комиссару, конечно! «Мой Расмус будет первым учеником в классе, не то я съем собственные сапоги!»
– Ха, – сказала Приккен. – Первым с конца!
И Расмус, и папа посмотрели на неё неодобрительно.
– Помолчала бы, – сказал Расмус.
– Патриция, – добавил папа, – подумай, что ты говоришь о моём сыне! О моём сыне, который готов пойти и серьёзно взяться за уроки, как только проглотит последний кусок колбасы!
– Пф-ф, – фыркнул Расмус.
– Да-да, именно так, – согласилась мама.
Наступила тишина, только в саду вовсю распевал чёрный дрозд. В открытое окно врывался запах сирени, перебивая аромат жареной колбасы. Может, поэтому на Приккен нашло лирическое настроение.
– Я тоже пойду на аттракционы, – протянула она. – С Юакимом.
– Юаким да Юаким, – буркнул Расмус. – Она от него совсем голову потеряла.
Тут папа легонько дёрнул Приккен за светлый хвостик:
– Ты что же, влюбилась в Юакима?
Приккен энергично закивала:
– Ага. В него вся школа влюблена!
Расмус скорчил рожу.
– Только не я, – заявил он. – А кстати, как твои уроки? Никаких аттракционов, пока они не будут готовы, ты же слышала.
Приккен засмеялась:
– Да уж не беспокойся! – Потом она повернулась к маме: – Мам, мы после аттракционов пойдём к Юакиму репетировать, так что не волнуйся, если я задержусь.
– Что это вы будете репетировать? – заинтересовался Расмус.
– Наш «Синг-Сонг» по воскресеньям готовится к выступлению на весеннем празднике.
Ансамблем «Синг-Сонг» назывался школьный оркестр, в котором Приккен играла на гитаре.
Расмус опять уткнулся в тарелку с картошкой.
– А я думал, вы всё время повторяете: «Ты такая милая, Приккен, я по тебе с ума схожу!»
– Ха, – снова сказала Приккен.
– Это что, Юаким так говорит? – удивилась мама.
– Да, он так говорит, – гордо подтвердила Приккен. – В него все девчонки в школе влюблены, а он выбрал меня.
– Это минут на пятнадцать, не больше, – заверил Расмус.
Приккен с мечтательным видом проговорила:
– А когда я выйду замуж за Юакима, все будут звать меня не Приккен, а Патрицией. Патриция фон Ренкен – правда, красиво звучит?
– Да уж куда там! – усмехнулся Расмус. – Опля!
Мама покачала головой:
– Что за глупости, Приккен.
Расмус взял миску, стоявшую на столе рядом с Приккен:
– Будущая баронесса фон Ренкен хочет колбасы, или я доем?
До этого момента Растяпа лежал под столом у ног Расмуса, но тут вскочил и начал громко лаять, чтобы все поняли, кому на самом деле должен достаться последний кусочек колбасы. Расмус взглянул на пса:
– Ладно уж, Растяпа, забирай! Мам, я отдам Растяпе?
– Отдай, – разрешила мама. – Хотя ты же знаешь, что вообще-то не стоит кормить собаку со стола.
Расмус отдал кусочек Растяпе.
– И правда не стоит. Ну да ладно!
Потом принесли сладкое, и Расмус, когда до него дошла очередь, положил себе изрядную порцию. Полюбовался на молочные реки и берега из красного ревенного киселя, потом провёл ложкой бороздку в киселе и стал играть, как будто это Суэцкий канал. Он увлечённо занимался этим до тех самых пор, пока Приккен не сказала:
– А знаете, что у Юакима есть?
Да что ж такое, опять Юаким! У Приккен все мысли об одном.
– У него есть формуляр, – сказала Приккен и хихикнула. – «Формуляр ненужных вещей».
Ненужные вещи – это для мамы, подумал Расмус. Она вечно ходит на всякие распродажи. Мама и впрямь заинтересовалась:
– Каких это вещей?
