– То, что ты и сама могла бы предположить, – отозвалась Фелиция. – Не обращай внимания.
– Как это не обращать внимания? – резко, чуть ли не с упреком возразила ей Дамарис. – Нужно хотя бы ознакомиться…
– Со временем ознакомишься, моя милая, – холодно отозвалась миссис Карлайон. – А где Кассиан? Почему он опаздывает? Конечно, ребенку многое позволяется, но надо приучать его к порядку. – Она протянула руку к серебряному колокольчику и позвонила.
Почти немедленно явился лакей.
– Ступайте и приведите Кассиана, Джеймс, – сказала ему хозяйка. – Скажите, что его ждут кзавтраку.
– Слушаю, мэм. – Слуга удалился.
Рэндольф что-то проворчал и занялся едой.
– Полагаю, газеты хорошо отзываются о генерале Карлайоне, – услышала Эстер свой голос. Фраза эта прозвучала несколько неловко. Но, не поддерживая разговор, трудно было надеяться услышать что-нибудь ценное. – У него была блестящая карьера. Газетчики должны упомянуть об этом.
Глава семейства поморщился.
– Да, – подтвердил он. – Это был выдающийся человек, истинное украшение поколения и рода Карлайонов. Хотя что вы можете знать о его карьере, мисс Лэттерли!.. Впрочем, думаю, ваши слова идут от чистого сердца. Благодарю вас. – Во взгляде мужчины, однако, благодарности не чувствовалось.
– Я сама провела некоторое время в армии, полковник Карлайон, – промолвила женщина в свою защиту.
– Армия! – Рэндольф презрительно фыркнул. – Чепуха, юная леди! Вы были сестрой милосердия, на побегушках у военных хирургов. Это совсем разные вещи!
Вспышка раздражения заставила Эстер забыть про Монка, Рэтбоуна и Александру Карлайон.
– Не думаю, чтобы вы что-то об этом знали, – сказала она. – Вы там не были. Иначе вы поняли бы, насколько изменилась роль сестер милосердия. Я видела сражения и была на полях боя. Я помогала хирургам в полевых госпиталях и осмелюсь заметить, что знаю солдат не меньше вашего.
Лицо полковника побагровело, а глаза выпучились.
– Да, я ничего не слышала о генерале Карлайоне, – холодно добавила мисс Лэттерли. – Но сейчас я работаю у майора Типлейди, который тоже служил в Индии и слышал про него многое. Я бы не стала говорить о карьере генерала, если бы мы не беседовали об этом с майором. Или я составила ошибочное мнение о нем?
Рэндольф явно разрывался между желанием отбрить дерзкую особу и соблазном поддержать разговор о сыне. Кроме того, вежливость требовала быть любезным с гостьей, пусть даже и не им приглашенной.
– Конечно, нет, – ворчливо отозвался он наконец. – Таддеуш был редким человеком. Не только блестящим командиром, но и джентльменом без единого пятнышка на репутации.
Фелиция, стиснув зубы, смотрела в свою тарелку. Трудно было сказать, что явилось тому причиной: горе или просто раздражение.
Дверь открылась, и в залу вошел белокурый мальчуган с худым бледным лицом. Сначала он взглянул на Рэндольфа, потом – на Фелицию.
– Прошу прощения, бабушка, – тихо сказал ребенок.
– Я тебя прощаю, – ответила миссис Карлайон. – Но больше так не делай, Кассиан. Это невежливо – опаздывать к столу. Займи свое место, и Джеймс принесет твой завтрак.
– Хорошо, бабушка. – Мальчик обогнул кресло деда, прошел мимо Певерелла, даже не взглянув на него, и сел на пустой стул рядом с Дамарис.
Эстер исподтишка наблюдала за ним. Красивый ребенок с волосами цвета меда и с лицом, усеянным веснушками, особенно заметными из-за бледности. Широкие брови, гордый короткий нос, рот несколько великоват, как и у его матери… Вел он себя за столом тихо и замкнуто. Глаза поднял всего один раз, когда Эдит попросила передать ей приправу.
Впрочем, если вспомнить недавние ужасные события, его поведение можно было понять. Отец – убит, мать – арестована по обвинению в этом убийстве… Или, может, ему так и не объяснили, что произошло, и он до сих пор считает смерть отца несчастным случаем? Глядя на его настороженное личико, Эстер терялась в догадках. Мальчик не выглядел затравленным, но избегал встречаться с кем-либо взглядом, хотя и находился в кругу родных ему людей и, по-видимому, знал их всех достаточно хорошо.
Неужели до сих пор никто не обнял его и не позволил ему выплакаться? Или же он блуждает в молчаливой растерянности, одолеваемый догадками и страхами? Неужели родственники полагают, что Кассиан обязан сносить свое горе как взрослый мужчина, стоически приспособиться к новой жизни, не задавая вопросов, а главное – не выплескивая накопившиеся в детской душе эмоции?
Скорее всего, они просто не задумывались об этом. Еда, приличная одежда, тепло да собственная комната – вот и все, что, по их мнению, требуется мальчику его возраста.
Разговоры за столом шли самые обыденные, и Эстер мало что могла из них почерпнуть. Говорили о пустяках, о светских знакомствах, об обществе в целом, о правительстве и текущих событиях. Лишь после очередной смены блюд Дамарис вернулась к началу разговора.
– Утром я слышала, как мальчишка-газетчик выкрикивал что-то об Александре, – с несчастным видом сообщила она. – Что-то совершенно ужасное. Почему люди такие… злобные? Они ведь даже не знают, виновна она или нет!
– Разве ты не слышала, что тебе сказала мать? – буркнул Рэндольф. – Не обращай внимания.
– Я и не знала, что ты выходила из дома. – Фелиция раздраженно смотрела на дочь через стол. – Где ты была?
– У портнихи, – недовольно ответила миссис Эрскин. – Заказала еще одно черное платье. Уверена, вам не понравится, если я надену во время траура что-нибудь пурпурное.
– Пурпурный – недостаточно темный цвет. – Глубоко запавшие глаза хозяйки дома были устремлены на Дамарис. – Твой брат только что похоронен, и траур ты будешь носить сколько положено. Если я узнаю, что ты вышла из дома в бледно-фиолетовом или пурпурном платье до Михайлова дня, то буду весьма разочарована.
Мысль о том, что все лето придется проходить в черном, была явно неприятна Дамарис, но тем не менее она промолчала.
– В любом случае, выходить на улицу тебе сегодня не следовало, – продолжала Фелиция. – Ты могла бы просто послать за портнихой.
Судя по выражению лица миссис Эрскин, ей хотелось убежать из дома уже сейчас.
– И что же он выкрикивал? – с интересом спросила Эдит, имея в виду мальчишку-газетчика.
– Что она обязательно будет осуждена, потому что виновна, – ответила ее старшая сестра. – Но дело даже не в том. Он выкрикивал это так… злобно…
– А чего бы ты хотела? – нахмурилась миссис Карлайон. – Она призналась в том, что превосходит всякое понимание. Ее поступок подрывает жизненный уклад каждого. Конечно, люди чувствуют… гнев. «Злоба» – не совсем удачное слово. – Она отодвинула свою тарелку. – Что случится со страной, если все женщины, заподозрившие в чем-нибудь своих мужей, начнут их убивать? Временами я удивляюсь, Дамарис, где твой здравый смысл… Общество распадется! Не будет ни благопристойности, ни гарантий безопасности. Мы снова вернемся в джунгли.
