Харгрейв был очень серьезен. Присяжные слушали его внимательно и с уважением, как слушают только людей определенных профессий: врачей, юристов и священников.
– Совершенно верно, – отвечал медик со скупой улыбкой. – Думаю, он выразился таким образом, чтобы не поднялось ненужной суматохи.
– Почему вы так полагаете, доктор?
– Потому что когда я вышел в холл и увидел тело, мне сразу стало ясно, что генерал мертв. Даже человек, не имеющий медицинского образования, понял бы это с первого взгляда.
– Вы можете описать все повреждения, обнаруженные вами на теле, доктор Харгрейв?
Присяжные шевельнулись и замерли со скорбным вниманием.
Тень пробежала по лицу Чарльза, но необходимость заданного вопроса была очевидна.
– Конечно, – согласился он. – Я нашел генерала лежащим на спине. Его левая рука была откинута в сторону приблизительно на уровне плеча и согнута в локте, а правая располагалась вдоль тела, дюймах в тринадцати-четырнадцати от бедра. Ноги были согнуты, причем правая лежала в неестественном положении, что позволило мне допустить возможность перелома в районе голени, а левая выглядела сильно вывихнутой. Впоследствии оба моих предположения подтвердились. – В тот миг на лице доктора Харгрейва можно было прочитать все, что угодно, – но не самодовольство. Он смотрел в основном на обвинителя и ни разу не обернулся к Александре.
– Были ли у него еще ссадины, ушибы? – настаивал на более подробном ответе Ловат-Смит.
– Мне бросилось в глаза повреждение в районе виска, которым он, очевидно, ударился об пол. Рана еще кровоточила.
Зрители на галерее тянули шеи, чтобы увидеть Александру. Слышались шепот, бормотанье.
– Верно ли я вас понял, доктор? – Уилберфорс поднял крепкую короткопалую руку. – На голове вами было замечено лишь одно повреждение?
– Совершенно верно.
– О чем вам, как врачу, это говорит?
Чарльз слегка пожал широкими плечами:
– О том, что, упав через перила, он ударился головой лишь один раз.
Ловат-Смит коснулся пальцем своего левого виска:
– Здесь?
– Да, приблизительно.
– Но вы сказали, он лежал на спине?
– Да, – тихо ответил медик.
– Мистер Фэрнивел сообщил нам, что алебарда торчала у генерала из груди. – Обвинитель в раздумье прошелся по залу, а потом обернулся и сосредоточенно посмотрел на свидетеля. – Как мог человек, упав с балкона лестницы на алебарду, удерживаемую перчаткой пустого рыцарского доспеха, проткнуть себе грудь, а потом повредить череп в том месте, где вы показали?
Судья посмотрел на Рэтбоуна. Тот поджал губы. У него не было возражений. Он и не спорил с тем, что Александра убила генерала.
Ловат-Смит, казалось, был удивлен, что его не перебили.
– Доктор Харгрейв! – окликнул он Чарльза, переминаясь с ноги на ногу.
Присяжные беспокойно задвигались. Один из них хмурился и почесывал нос.
– Не имею представления, – ответил врач. – Остается предположить, что генерал падал спиной, но перевернулся в воздухе после… – Он замолчал, не закончив фразу.
Черные брови Уилберфорса удивленно приподнялись.
– Неужели, доктор? – Обвинитель развел руками. – Он падал спиной вниз, перевернулся в воздухе, чтобы угодить грудью на алебарду, а затем снова перевернулся и ударился об пол виском? Причем алебарда так и осталась в теле… А потом он еще и перекатился на спину, подогнув ноги? Вы меня удивляете.
– Конечно, все не так, – ответил Харгрейв, выказывая едва заметное беспокойство.
Оливер оглядел присяжных. Чувствовалось, что доктору они симпатизируют, а Ловат-Смит их раздражает. Причем и то, и другое явно входило в планы ловкого обвинителя. В конце концов, Чарльз – его свидетель, так пусть присяжные проникнутся к нему полным доверием.
– А как, доктор? – продолжал расспрашивать медика Уилберфорс.
Харгрейв со всей серьезностью смотрел на Ловат-Смита и обращался только к нему, словно беседа шла с глазу на глаз:
– Он должен был упасть, удариться головой, а алебарда пронзила ему грудь, когда он уже лежал на полу. Возможно, его перевернули, но совсем не обязательно. Скорее он сам перекатился на спину после падения. Шея его, помнится, была неестественно вывернута, хотя и не сломана. За это я ручаюсь.
– Значит, вы утверждаете, что это не могло быть несчастным случаем, доктор Харгрейв?
Лицо медика помрачнело:
– Да.
– Сколько времени вам потребовалось, чтобы прийти к этому трагическому выводу?
– Начиная с того момента, как я увидел тело… минуты две. – Тень улыбки скользнула по его губам. – В подобных обстоятельствах время ведет себя очень странно. Иногда оно тянется бесконечно, как прямая дорога, а иногда обрушивается ливнем. Две минуты – это всего лишь догадка, основанная на последующих умозаключениях. Поверьте, это были самые ужасные мгновения в моей жизни!
– Почему? Вы поняли, что один из ваших друзей, находящихся в тот момент в доме, убил генерала Карлайона?
Судья, нахмурившись, снова взглянул на адвоката, но тот не двинулся с места, невозмутимо пропуская опасный вопрос.
– Да, – еле слышно признался Чарльз. – Увы, но этот вывод был неизбежен. Мне очень жаль. – И он в первый раз за все время посмотрел на Александру.
– Именно так, – торжественно подтвердил Ловат-Смит. – И вы вызвали полицию?
– Вызвал.
– Благодарю вас.
Рэтбоун снова оглядел присяжных. Никто из них не смотрел теперь на скамью подсудимых. Обвиняемая сидела неподвижно. Ее голубые глаза были устремлены на Оливера, но в них не было ни гнева, ни удивления, ни надежды.
Он улыбнулся ей, чувствуя себя весьма нелепо.
Глава 10
Со все возрастающим беспокойством Монк слушал вопросы, которые Ловат-Смит задавал Чарльзу Харгрейву. Доктор произвел на присяжных превосходное впечатление. Уильям видел их серьезные, внимательные лица. Харгрейва не только уважали – ему верили. Что бы он ни сказал о миссис Карлайон, сомнения это не вызовет.
Рэтбоун ничего не мог с этим поделать, и сыщик отлично это понимал. Ему оставалось лишь стискивать от злости кулаки.
Ловат-Смит держался не то чтобы элегантно (этого за ним не водилось), но весьма уверенно, и голос его был приятен, звучен и неповторим, как у хорошего актера.
– Доктор Харгрейв, вы общались с семьей Карлайонов много лет и были их домашним врачом, не так ли?
– Так.
– Вы должны были за это время хорошо узнать их характеры и взаимоотношения…
Рэтбоун замер, но прерывать противника не стал.
