– Остановить это все невозможно. – Жарко кивнул одному из своих людей, тот отправился за малышом. – Даже неясно, с чего начинать… Смотри, тут же все просто-напросто не в себе! Нужна зачистка. Отдай приказ.
– Но тут дети… – Романов осекся, увидев, как вырвавшийся из боковой улицы на круговую трассу серебристо-зеркальный джип легко переехал двух голых девочек десяти-двенадцати лет, упоенно ласкавших друг друга прямо посреди дороги рядом с большим кегом пива. Хлынувшая кровь, смешанная с желтой отравой из бочки, хлестнула по джипу, он вильнул и завалился боком в дренажную канаву; из машины никто не вышел, она так и осталась стоять, словно серебряный гроб из детской страшилки. Одна из девочек, еще живая, истошно-пронзительно кричала на одной ноте, но этот крик не привлекал, да и не мог привлечь ничьего внимания в атмосфере, царившей на улицах.
– Копии своих родителей, можешь мне поверить. Я хорошо знаю этот малолетний сброд, – жестко сказал Жарко.
– Есть и совсем маленькие, – Романов кивнул на малыша, который мгновенно затих (или даже потерял сознание) на руках у взрослого. – И я думаю, что и нормальные тут все-таки есть тоже. Мы не можем бросаться людьми. Надо забрать малышей и тех, кто захочет уйти. Выходим наружу, окружаем периметр и начинаем.
– Порченое семя… – Жарко покривился. Но возражать не стал…
Они вывезли оттуда двадцать пять детей, в основном малышей, и троих взрослых. И одну-единственную семью из пяти человек: старушки, матери с отцом и двух мальчиков одиннадцати и шести лет, – которые сидели, забаррикадировавшись, в своем доме. В стычках, которые начали вспыхивать сами собой, потеряли двоих бойцов. Скольких убили – не считали и потом еще много часов стаскивали и сталкивали машинами трупы в красивый овраг за дальней окраиной поселка. Сами дома, конечно, могли пригодиться – если не сгорят все, занимаясь друг от друга. Тушить пожары не было никакой возможности.
На воротах, которые встретили их открытыми и которые Жарко старательно закрыл, прямо на стыке добротных створок, поверх предупреждающей таблички о частном владении Романов наклеил недавно появившийся плакат-печать: черно-желто-белый лист со стилизованной надписью красным:
«ПРИНАДЛЕЖИТ БОЛЬШОМУ КРУГУ РУССКОЙ АРМИИ.
ВХОД БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ КАРАЕТСЯ РАССТРЕЛОМ».
Глава 5
Витязи
Нынче мир наш весел не больно –
Всяка шваль гужуется всласть…
Смейтесь, гады, будьте довольны –
Ваша миссия удалась!
Но знайте: мчится где-то в пустыне
Так, что звезды бьются о сталь,
Синий поезд – Сивка Добрынин…
О. Медведев. Трансвааль
Распоряжение о создании Комитета государственной безопасности Романов подписал ближе к полудню 19 августа.
В этот момент он был более чем когда бы то ни было с начала эпопеи со спасением мира отвратителен самому себе. И к КГБ это не имело ни малейшего отношения. Спецслужба оказалась просто-напросто необходимой, хотя пока что не имела главы, только что-то вроде коллегиального совета. Кого можно назначить руководить этой организаций, Романов пока что не знал и не представлял. Впору было ставить Женьку. «Спасеныш» имел, пожалуй, самую обширную агентурную сеть в округе – достаточно вспомнить не такую уж давнюю встречу с юными «делегатами», после которой границы контролируемой Большим Кругом территории резко расширились. Разноплановая информация, которую поставляли мальчишки, оказалась просто бесценной.
Но о назначении Белосельского Романов подумал, просто чтобы немного развеселиться. Утром первым посетителем, которого он принял после планового совещания, стал врач по фамилии Лабунько. Заведующий загородной лечебницей, где находилось двести детей с синдромом Дауна. Лечебница осталась цела чудом, просто потому, что никому не была интересна, хотя почти всю еду и кучу препаратов разграбили бандиты. Да и персонал на три четверти разбежался.
Лабунько все это изложил Романову быстро, сбивчиво, но в целом ясно. И удивленно моргнул в ответ на вопрос собеседника:
– Чего вы от меня хотите?
– Помощи. Конечно же, помощи! – Кажется, врач был рассержен непонятливостью Романова. – Хотя бы какой-нибудь. Лекарства, продукты… сколько можно. Я понимаю…
– Нет, вы совершенно очевидно не понимаете… – Романов постучал карандашом по столу, опустил глаза. Потом заставил себя их поднять и смотреть в лицо собеседнику: – Вы не получите ничего.
У Лабунько сделалось на самом деле непонимающее лицо. Он словно бы пытался разобраться, не ослышался ли. Романов повторил терпеливо, не дожидаясь вопроса:
– Вы не получите ничего.
– Там дети! Больные дети! – Лабунько потряс перед грудью руками.
– А здесь у меня почти десять тысяч здоровых сирот, – пояснил Романов. – И их с каждым днем все больше. И ничего с этим не поделаешь, хотя мы обязали семьи брать детей к себе. И я ни кусочка плесневелого сухаря у них не отниму для прокорма ваших больных. И еще тут несколько сотен детей, которые умирают от лучевой болезни. На наших глазах, на руках родителей зачастую. Еще недавно они тоже были здоровы. А теперь мы вынуждены делать им уколы морбитала, потому что даже на них мы не можем тратить ресурсы. А есть еще дети с сердечно-сосудистыми заболеваниями, с сахарным диабетом и прочим милым букетом подарков от гуманной цивилизации – и они умирают тоже, а кто не умер – умрет позже, потому что тупо кончатся лекарства, большинство из которых мы даже в перспективе не можем производить. И поэтому даже морбитала вы от меня не получите. Ваши пациенты, простите, – генетические отбросы. А у нас есть еще и дети, которые могут выздороветь. Несмотря ни на что. И мы думаем о них. И о зиме, которая уже на носу.
– Послушайте, вы… сверхчеловек! – Лабунько медленно встал, меряя Романова гневным взглядом. – Эти дети не виноваты…
– Виноваты их родители – алкаши и наркоманы, – перебил врача Романов. – Виновато покойное государство, правой рукой имитировавшее борьбу с этим, а левой – поощрявшее эти мерзости. Виновато человечество в целом, расплодившее наследственные уродства во имя выдуманного с пережора «природного права на жизнь», которое очень ловко скрещивалось с уничтожением экологии ради барышей. Ваши больные – да! – они не виноваты, и я их ни в чем не обвиняю. Они мне просто неинтересны. А вот вы и ваш персонал – интересны как врачи. Хотя бы как педиатры. Хороших врачей у нас нехватка, тоже спасибо покойному миру.
– Вы предлагаете нам оставить наших пациентов? – Казалось, Лабунько не верит своим ушам. Он даже глупо приоткрыл рот.
– Не предлагаю – приказываю, – жестко отчеканил Романов. – И не пациентов – пациенты есть те, кто еще может вылечиться или хотя бы погибает, пострадав на службе при выполнении своего долга.
Лабунько покраснел. Тяжело задышал, раздувая ноздри. Романов с интересом следил за ним, пока врач не выпалил:
