– К сердцу прижмет, – лукаво прошептала Елисавет, не сводя с
него своих искристых очей.
Мгновение царило молчание, потом князь Федор в
замешательстве кашлянул, а Елисавет усмехнулась – и вдруг резко села на траву,
раскинула юбки, выставила ножки, туго обтянутые зелеными чулочками:
– Ох, я и напрыгалась! Устала! А взгляните, князь, на мои
чулочки и скажите, что вы о них думаете?
– Они… на диво зеленые, – не покривив душою, изрек князь.
– Экий вы бука! А ведь только что из Парижа! Зеленые! Что,
очень я отстала от моды? Какие теперь чулки носят при дворе?
– Совершенно такие, – поспешил заверить ее князь Федор,
мучительно стараясь припомнить, какого цвета чулки были у его последней
любовницы. Дама была модница, да… но, поскольку встречаться им удавалось лишь
по ночам, в садовой беседке, у него не было ни возможности, ни желания
разглядывать ее чулки.
– А подвязки? – не унималась Елисавет, еще выше оголяя
точеную ножку. И впрямь жалко было прятать такое совершенство под множеством
длинных юбок!
Князь Федор сказал довольно громко:
– Право, какой жаркий нынче день!
Вдруг громкое мяуканье раздалось рядом – злое, воинственное,
с подвывом.
Елисавет невольным движением обрушила юбки на колени:
– Брысь! Брысь, проклятые!
– Брысь! – подхватил князь Федор. – А ну, пошла отсюда! – И,
поскольку кошка не унималась, он счел нужным забежать в кусты. Некоторое время
раздавались его «брыськанье» и кошачье сердитое шипенье, затем все стихло, и
князь Федор выбрался на полянку, где застал Елисавет уже не сидящей в
прельстительной позе – она лежала навзничь, и рыжие волосы ее сплетались с
травой.
– Вы простудитесь, сударыня! – изрек Федор, с усилием
вынуждая себя говорить хотя бы с малой толикой волнения.
– О, земля уже теплая! – беззаботно отозвалась Елисавет,
нежно поглядывая снизу. – Да вы присядьте, сударь, вот здесь, рядышком – сами
убедитесь. – И она властно похлопала по траве рядом с собой.
Можно было бы, конечно, сослаться на белые кюлоты, которые
он боится запачкать, но не хотелось выставлять себя полным дураком, поэтому он
все же опустился на корточки ввиду прелестных сливочно-белых холмов, выпирающих
из дерзкого выреза платья.
– А каковы носят парижские дамы декольте? –
полюбопытствовала Елисавет. – Я слышала, что теперь не модно открывать грудь
слишком уж глубоко.
– Сие зависит не от моды, а от красоты самой гру-ди, –
сказал Федор довольно сухо, но тут же сгладил впечатление от своего равнодушия:
– Вы, сударыня, можете позволить себе вырез какой угодно глубины… («Хоть до
пупа!» – это грубоватое замечание он все же поймал на кончике языка.)
– Правда? – обрадовалась Елисавет. – Да, у меня красивая
грудь, я знаю! И она тугая, хотя кожа очень нежная. Да вы попробуйте,
потрогайте! – И, так внезапно схватив Федора за руку, что он чуть не повалился
на кокетку, она потянула его ладонь к себе, явно намереваясь возложить на
трепещущие полушария.
С усилием восстановив равновесие, он, однако, ухитрился
замедлить сие движение и, встретив ошеломленный взор Елисавет, пояснил:
– Легендарная красавица Диана де Пуатье уверяла, будто
мужская рука вредна для нежной кожи тех, чья грудь красиво вздымается… При
солнечном свете, сударыня!
– Что-то ни разу не замечала, чтоб у меня ухудшилась кожа! –
запальчиво воскликнула Елисавет и осеклась, хотя Федор вполне мог продолжить ее
мысль: «Хотя мужские руки касались ее весьма многажды!»
Он немало слышал о похождениях этой веселой царевны, которую
уже называли «русской Марго», ибо она, подобно великолепной Маргарите
Наваррской, очень бурно начинала свою юность. Князь Федор вовсе не был ханжой –
свобода обхождения нравилась ему куда больше, чем теремные российские нравы,
однако дотронуться до соблазнительной Елисавет он не отваживался. И дело здесь
было не только в неминучем гневе молодого государя, явно увлеченного своей
распутной тетушкой: все можно было бы устроить шито-крыто. Просто не нравилась
князю Елисавет – не нравилась, и все тут! Ни душа, ни плоть его не волновались
при виде сей доступной прелести. Окажись на ее месте любая другая… да нет, в
том-то и загвоздка, что не лю-бая. Просто – другая… Словом, опять складывалась
ситуация пренеловкая, как и давеча, когда решался вопрос о цвете чулок, поэтому
истошный собачий брех, раздавшийся совсем рядом, был воспринят князем Федором с
немалым одушевлением.
Опять последовала пробежка по кустам, грозные крики: «А ну
пошел! Вон отсюда!», потом жалобное тявканье, которое стремительно удалялось,
пока не стихло совсем… и Федор вздохнул с облегчением, когда, воротясь на
полянку увенчанным новой победою, застал Елисавет не лежащей, а вновь сидящей,
со скромно расположенными волнами юбок, вполне прикрывающими ножки. Но стоило
ей заговорить, как Федор понял, что его испытания еще не закончились.
– А что вам больше всего… – таинственно начала Елисавет,
внимательно разглядывая, как бы это поизящнее выразиться, покрой кюлот князя
Федора. Казалось, ее особенно беспокоит, не тесны ли они в шагу. – А что вам
больше всего понравилось в Париже? Что порадовало? Говорят, там теперь в моде…
кое-что итальянское? – вновь пошла на штурм Елисавет, глядя на Федора снизу
вверх с детски невинным выражением.
Он скрипнул зубами. Кое-что итальянское? Любопытно, что она
имеет в виду… Ну, погоди!
– Больше всего меня порадовало, что я попал в Париж через
полтора столетия после того, как Екатерина Медичи вводила в бой свой «летучий
эскадрон», – сердито проговорил князь. – Юные и грациозные девицы прыгали в
постель ко всем иностранным дипломатам, так что ничего не стоило внезапно
обнаружить у себя красотку в постели… или где угодно, сударыня.
Увы, его рассчитанную грубость Елисавет, по-видимому,
пропустила мимо ушей: глаза ее вспыхнули еще более игриво.
– Да! – воскликнула она восторженно. – Я слышала, что эти
дамы для прельщения любовников пользовались специальными притирками, которые
способствовали росту волос в сокровенном месте до такой длины, чтобы можно было
их завивать и подкручивать подобно усам! Это правда?
«Многая помощь бесам в женских клюках!» – угрюмо подумал
князь Федор и с тоской покачал головою:
– Не ведаю, ваше высочество. Не привелось, увы, доселе зреть
такого чуда.
– А хотите? – возбужденно взвизгнула Елисавет. – Хотите
поглядеть? Ну так вот!
