— Ну, Шура Балаганов в своё время попался на краже грошовой
пудреницы, — загадочно отвечает Чингиз. Балаганов… смутно знакомое имя, но не
могу вспомнить. Наверное, кто-то из легендарных хакеров… — Но ты права, Карина.
Тоха нарочно попался.
— Зачем?
— Чтобы его арестовали, — с точностью и бессмысленностью
программиста из анекдота отвечает Чингиз. — А потом мне пришлось дать взятку.
Чтобы его осудили, а не ограничились штрафом.
— Зачем? — снова восклицаю я.
— Чтобы Тоха сел в виртуальную тюрьму, — терпеливо объясняет
Чингиз. — А потом — начал совершать из этой тюрьмы прогулки по глубине. Канал
был пробит нарочито грубо.
— Вы хотите дискредитировать саму идею виртуальной тюрьмы? —
прозреваю я. Мой собеседник кивает. — Чингиз… но это глупо!
Я горячусь и понимаю это. Куда лучше было бы выслушать
Чингиза. Но мне надо его переспорить — чтобы исчезло неприятное, дурацкое
ощущение собственной неполноценности.
— Неужели вам это настолько неприятно? — спрашиваю я. — Мы
все любим Диптаун, но подумайте — ведь своей брезгливостью, нежеланием быть
рядом с преступниками вы отбрасываете этих людей на обочину жизни…
— Да при чём тут брезгливость? — удивляется Чингиз. — Я и
сам преступник, если вы не забыли.
— Тогда почему вы против тюрьмы? Ваш приятель пожертвовал
свободой, чтобы бороться с виртуальной тюрьмой! Разве это стоит таких жертв?
— Карина, почему тюрьма находится в ведении МВД, а не
министерства юстиции, как положено?
— Проект начинался как следственный изолятор для лиц,
совершивших преступления в глубине, — отвечаю я. — Понимаете, очень удобно было
проводить следственные действия в самом Диптауне. Сейчас изолятор превратили в
тюрьму, но пока идёт эксперимент — подчинение тюрьмы не меняют. Странно,
конечно, что тюрьму не отсоединили от всего Диптауна…
— Карина, вы знаете, как люди становятся дайверами?
— Нет. — Как загипнотизированная смотрю на него. А что, если
он предложит мне…
— Стресс. Сильные эмоции. Отвращение. Страх. Ненависть.
Тоска. — Чингиз запрокидывает голову и смотрит в безоблачное небо. Над этим
сквериком всегда чистое небо, это не знаменитый «Le quartier des Pluies» во
французском секторе… — Реже — восторг. Радость. Гораздо реже… Вы никогда не
замечали, Карина, что в языке куда больше слов, означающих грусть? Печаль,
хандра, кручина, тоска, сплин, меланхолия…
— Ну и что?
— Они экспериментируют над людьми, Карина. Пытаются создать
дайверов.
— Кто — они?
— Не знаю. Какие-то умные ребята из МВД. Они и без того
выходили на дайверов, особенно когда у тех было подобие своей организации,
«совет дайверов». Просили что-то сделать, в чём-то помочь… обычно им не
отказывали. Но, видимо, этого стало мало. Виртуальность стала слишком уж
большой частью нашей жизни. Здесь есть всё — банки, институты, корпорации,
военные базы и штабы. А значит — нужны осведомители, агенты, шпионы. Дайверы
нарасхват. Тех, кого удалось выявить и склонить к сотрудничеству, не хватает.
Вот и пытаются создать новых.
Сильные эмоции?
Я вспоминаю убийцу, пытающегося приручить лисичку.
«Потом фенек умрёт».
Значит, катарсис, товарищ подполковник?
Хакеры, запертые без доступа к своим любимым компьютерам — и
при этом запертые в виртуальности! Убийцы и насильники, проворовавшиеся
бизнесмены, сбившие пешеходов водители…
— Они все знают, что тюрьма стоит в Диптауне. Они мечтают
вырваться… хотя бы на чуть-чуть, — говорит Чингиз. — А им устраивают стресс за
стрессом. И пусть называют это психотерапией… цель у неё — превратить человека
в дайвера.
— Какие у вас доказательства? — спрашиваю я.
— Неофициальные. — Чингиз улыбается. — И раскрывать своих
информаторов я не стану. Но подумайте сами: комплект оборудования для каждого
заключённого стоит около пяти тысяч долларов. Содержание — около четырёх тысяч
в год. С чего это вдруг МВД проявляет подобную щедрость?
— Люди с… с необычными способностями… — Почему-то я избегаю
слова «дайвер». Это всё равно что поверить в Бабу-Ягу или Деда Мороза. — Они и
впрямь нужны. И замечательно будет, если эти способности сможет получить любой
желающий.
— В своё время фашисты замучили тысячи военнопленных. Но
наука при этом получила ценные данные. Карина, кому я должен объяснять, что
эксперименты над людьми преступны? Сотруднику МВД?
Он очень серьёзен.
— И что вы хотите от сотрудника МВД? — спрашиваю я. —
Помощи?
— Вначале ответьте, Карина, вы разделяете моё мнение? Или
всего-то не желаете спорить? — спрашивает Чингиз.
— Ну а что, если я совру? — спрашиваю я.
— А вы скажите честно.
Какая смешная просьба!
«Скажите честно»!
В Диптауне, в городе, где у каждого — тысяча лиц. В городе,
где каждый придумывает себе новую биографию и новое имя. В городе, где выдумка
нужнее правды.
А Чингиз смотрит на меня так, будто ни секунды не
сомневается — я послушаюсь.
— Мне тоже всё это не нравится, — говорю я. — Но что я могу
поделать? Вы рассказали о заговоре едва ли не государственного масштаба! А
понимаете, кто я? Год назад окончила университет. Специализируюсь на сетевых
правонарушениях. Ни с того ни с сего мне поручили эту инспекцию… сказали, что
есть серьёзные сомнения в надёжности тюрьмы. Всё! Я напишу отчёт, моё
начальство даст ему ход… но если прикрикнут сверху — отчёт ляжет под сукно.
Никто меня не послушается, Чингиз.
— Это и не нужно. — Он улыбается и протягивает мне руки. —
Арестуйте меня, Карина.
— Да вы с ума сошли! — Я невольно отшатываюсь.
— Арестуйте! — с напором повторяет Чингиз. — Проект мы не
угробим. А вот вокруг тюрьмы шум поднимем. Мы с Тохой отделаемся условным
сроком, это я вам обещаю. У меня хорошие адвокаты… и всё продумано. А вот тюрьме
— крышка. Газеты будут мусолить историю с побегом, граждане завопят от ужаса.
Тюрьму либо прикроют, либо уберут из Диптауна.
— У меня нет права вас арестовывать!
— Вызовите полицейского!
Он всё держит передо мной руки, словно ожидая щелчка
наручников на запястье.
— Прекратите… — бормочу я.
— Ну вы же этого хотели, Карина! Вы же мечтали поймать
беглеца! Ну так что же — ловите!
Я вскакиваю. Я позорно отступаю. А Чингиз вдруг падает
передо мной на колени. Это какая-то невозможная смесь клоунады и искренности.
