Но когда я вхожу в его кабинет, оставляя охранника в
коридоре, моё мнение о тонкости намёков меняется.
На столе Томилина, рядом с телефонами, клавиатурой и
дисплеем, бумагами, парой фотографий в рамочках, появился совершенно неуместный
предмет.
Горшочек с геранью.
— Доброе утро, Карина!
Томилин — само радушие. Встаёт навстречу, галантно подвигает
стул.
— Кофе?
— Краснодарский? — не удерживаюсь я от иронии. Но выходит
жалко и неубедительно. Никак не могу отвести взгляд от герани.
…А смеётся Томилин хорошо. Добродушно, словно бы приглашая
присоединиться к его веселью. Людей, умеющих так смеяться, очень любят в
компаниях — они любую неприятность превращают в забавное приключение.
— Нет, Карина. Самый заурядный бразильский. Растворимый
порошок.
— Спасибо, с удовольствием, — соглашаюсь я.
Надо сохранять лицо. Надо продолжать играть. Надо отдать
инициативу. Это не шахматы и не крестики-нолики. Тот, кто делает ход первым,
проигрывает чаще.
— В этом теле вы мне нравитесь гораздо больше, — замечает Томилин
мимоходом. Поднимает трубку телефона, командует: — Два кофе!
И застывает, устремив на меня любопытствующий взгляд.
— Я хотела бы ещё раз пройти по тюрьме, — говорю я
неожиданно даже для себя. Ну что мне искать?
— Давайте-давайте, — не спорит Томилин. — Если можно, то
постарайтесь закончить к двум часам дня, Карина.
Светская беседа. Будто я могу пренебречь приказом, пусть и
оформленным столь любезно.
— Конечно. — Я киваю. — Какие-то планы?
— Да. Первый сеанс катарсиса. — Томилин досадливо машет
рукой. — Хотели несколько позже, но… обстоятельства заставляют торопиться.
Слишком много ретроградов… вы же понимаете, Карина?
Я понимаю, конечно же, понимаю…
И смотрю на герань.
— Карина, вы любите цветы?
— Угу. Кроме герани.
— Почему так? — Подполковник искренне огорчён. — А вот мне
герань нравится, Карина.
Он повторяет моё имя так упорно, что приходится ответить тем
же.
— Аркадий, а вам никогда не казалось, что держать
преступников в глубине — непредсказуемо опасно? — спрашиваю я.
— Мы ведь уже обсуждали…
— Я не о том. Никто не знает до конца, как действует
дип-программа. Никто не понимает, что же всё-таки такое глубина. Что происходит
с сознанием, постоянно погружённым в виртуальность? Какие способности может
обрести человек? Как влияют люди, находящиеся в глубине, на саму глубину?
— Дайверы… — Томилин улыбается. — Сетевой разум…
— Хотя бы! Легенды не возникают на пустом месте.
— Легенды создают люди. — Томилин достаёт сигареты. Мрачная
женщина-охранник приносит кофе, бросает на меня косой взгляд и исчезает за
дверью. — Карина, человеку свойственно придумывать страхи. Это защитный
механизм, понимаете? Лучше бояться несуществующей опасности, чтобы она не
застала врасплох. Любое устройство сложнее керосиновой лампы начинает вызывать
подозрение. Вы увлекались фантастикой, Карина?
— Нет.
— А зря. Давным-давно, когда ещё не существовало никакой
виртуальности, когда компьютеры были большими, люди начали бояться электронного
сверхразума. Его появление предсказывали и в объединённых телефонных сетях, и в
примитивных ламповых… арифмометрах. Компьютеры совершенствовались, объединялись
в сети, а разума — не возникало. Тогда стали бояться людей, которые сумеют
общаться с электронной сетью на новом, недоступном большинству уровне, без
всяких устройств ввода-вывода. Но время шло, а людей таких — не находилось.
Легенды, Карина! Защитный механизм человечества. Всё непонятное — потенциально
опасно. Всё непонятное — страшно.
— Но если такая вероятность есть? Хотя бы потенциально? Если
этот самый сетевой разум уже существует, а мы просто не в силах заметить его
проявления? Если дайверы есть, но таятся?
— Если дайверы есть, но таятся — то они вовсе не опасны. Это
лишь любопытный феномен, подлежащий изучению. — Вот теперь Томилин говорит без
иронии. — И пусть наши подопечные обретают ненормативные способности.
Замечательно! У нас очень хорошие следящие системы, Карина. Мы сразу обнаружим
происходящее. Разберёмся, что и как произошло. А телесно весь контингент
находится под бдительным присмотром… не хотите их посетить в реальном мире?
— Это не входит в мою компетенцию, — отмахиваюсь я. —
Аркадий, ну а сам факт того, что в виртуальности находится толпа преступников?
Если допустить, что сетевое сознание существует и формируется личностями тех,
кто пребывает в глубине?
— Карина, мало ли в глубине бандитов? — серьёзно спрашивает
Томилин. — Господи, да что тут две сотни заключённых! Тысячи, десятки тысяч
убийц, насильников, террористов, наркоторговцев пользуются виртуальностью! Вот
кто её формирует! И все попытки их обуздать… знаете, вводили такую
международную программу: «СРАМ»?
Качаю головой. Нет, не помню…
— Она должна была отслеживать преступников по ключевым
словам в электронной переписке, — морщась, поясняет Томилин. — А торговцев
порнографией — по розовому цвету голых тел в видеороликах… И знаете, что
произошло? Возникла мода — каждое самое невинное письмо писать на розовом фоне
и сопровождать лозунгами, шапкой из фраз вроде «НЕТ ТЕРРОРИЗМУ! ВЗРЫВЧАТКУ
ДОЛОЙ ИЗ ЖИЗНИ! НАРКОТИКИ — НЕ НАШ ВЫБОР, ПОКУПАЙТЕ ЙОГУРТ!» Через полгода
программу свернули. Невозможно было контролировать всё! Ревнители гражданских
свобод торжествовали… а преступники продолжали резвиться в виртуальности.
Легализовали бордели… создали электронную марихуану и виртуальный героин… обменивались
планами терактов…
Я не слышала этой истории. И в голосе Томилина — настоящая
горечь человека, вынужденного отступить перед несправедливостью.
— В новом, виртуальном мире нужны новые возможности для
борьбы с преступностью, — говорит он вдруг. — Неожиданные. Революционные.
Дающие кардинальное преимущество силам охраны правопорядка. Вы не согласны,
Карина?
А я и не знаю уже, с чем согласна, с чем — нет. Нет, и
Чингизу я не лгала. Средства, которыми пользуется Томилин, мне не нравятся. Вот
цели… цели-то самые благие.
— Подготовили отчёт, Карина? — интересуется Томилин, так и
не дождавшись ответа.
— Я займусь им вечером. Разрешите ещё раз проинспектировать
заключённых?
Томилин устало прикрывает глаза. Нетронутый кофе на столе,
горшок с геранью, фотографии… Я вдруг замечаю, что это фотографии пожилого
мужчины и пожилой женщины. Очевидно, родители подполковника, а вовсе не жена и
дети…
