— Я же сказала — догадалась! Я часто бываю в глубине. Я…
— Ещё скажи, что это твой настоящий облик, — саркастически
улыбается Томилин.
Молчу. Зачем спорить, если мне не верят заранее.
— Ну и каков результат инспекции? — спрашивает Томилин. —
Что сообщите, Карина Петровна?
В имя он вкладывает столько иронии, что я поневоле чувствую
себя виноватой.
— Чистую правду, — отвечаю я. — Что за исключением мелких
нарушений трудовой дисциплины в первой виртуальной тюрьме не обнаружено ничего
необычного. У меня, правда, были сомнения. Показалось, что в тюрьму ухитряются проникать
посторонние. Но вы меня убедили, это часть программы перевоспитания осуждённых.
— Всё равно проект не закроют, — говорит Томилин, будто себя
убеждая. — Определённые результаты есть…
— Какие результаты? — невинно спрашиваю я. —
Сверхвозможностями в глубине обладают лишь бунтари. Одиночки, индивидуалисты. А
это в тюремной камере не привьёшь.
За моей спиной хлопает дверь, появляется Денис.
— Говори, — командует Томилин. — Нечего стесняться.
Я не вижу — чувствую, что Денис разводит руками. Зато слышу,
как он виновато бормочет:
— Это не с нашей аппаратурой… канал скручен кольцом на
шестнадцати серверах, и где он на сторону уходит — не понять…
— Эфэсбэ, — уверенно говорит Томилин, глядя на меня. — Так
ведь? Знали, что мы порожняки гоняем, но молчали?
— Я не стану ничего отвечать, — быстро говорю я, пятясь к
двери. — Всего доброго.
Денис быстро отстраняется, освобождая мне дорогу. И едва
слышно произносит:
— У вас великолепная защита!
Почему-то мне вспоминаются осуждённые, которые, глядя на
меня, рассуждали о тактовой частоте процессора.
Но я не вступаю в дискуссию. Выскакиваю в коридор, быстро
иду — мимо комнат персонала, куда подпускала «жучков», мимо охраны, мимо
решётчатых дверей в тюремный блок.
Надо же! Меня приняли за проверяющего от ФСБ. От наших
официальных союзников и негласных конкурентов… в пору рассмеяться.
И что за чушь насчёт свёрнутого кольцом канала? У меня самый
обычный канал входа, ну, может быть, чуть более профессионально поставлена
защита, но не настолько, чтобы её не вскрыли программисты Томилина…
Расслабляюсь я лишь на улице, в чахлом скверике перед
тюрьмой. Вся ирония происходящего начинает доходить до меня. Томилин спятил.
Или где-то ошибся. Или начальство, решив меня прикрыть, осадило не в меру
ретивого подполковника.
Ну не могу же я не понимать, где на самом деле работаю?
Я присаживаюсь на ограждение высохшего фонтана. Закуриваю,
мотаю головой и хохочу грубым смехом Ксении.
Надо же. Теперь будут во всём винить неповинных
эфэсбэшников. Ну и пусть, мне с Томилиным детей не крестить. А штамповка
дайверов сорвалась. И это правильно. Нет ничего страшнее, чем не вовремя
поставленное на поток производство чудес. Не пришло ещё это время — как не
пришло время для термостойких сверхпроводников, для средства, продлевающего
человеческую жизнь до трёхсот лет, для раскрытия правды о разуме дельфинов и
сбитых НЛО, для всех этих тайн — погребённых в самых секретных архивах сети…
И откуда я сама о них знаю?
Пытаюсь вспомнить, но воспоминания путаются, исчезают —
оставляя томительное беспокойство.
Не надо об этом думать. Всё это не важно.
Выбегаю на улицу, вскидываю руку и ловлю машину. Водитель
терпеливо ждёт, пока я размышляю.
Куда теперь?
К одной из точек выхода?
Или поискать незадачливых борцов во главе с Чингизом?
Успокоить?
Вот только где их искать? Где они станут искать меня?
— Пожалуйста, к… — Я опять замираю на миг, размышляя. Может
быть, к памятнику Последнему Спамеру? У памятников принято встречаться… я знаю…
Или к виртуальному аналогу Пасечной улицы, где мы встречались по-настоящему? —
На улицу Пасечную, Москва.
Водитель кивает — значит адрес существует. Ничего
удивительного. Одним из самых грандиозных и амбициозных проектов мэрии Москвы
было создание в глубине копии Москвы, нашумевший рекламно-туристический проект.
Злые языки утверждают, будто на проект затратили столько денег, что можно было
заново отстроить половину города…
Но это они преувеличивают. На два порядка.
Такси кружит по Диптауну. Выезжает на стык русского и
американского сектора, к исполинской сверкающей арке, чей размах не оставляет
сомнения в авторстве. Говорят, склонный к гигантомании скульптор последнее
время создаёт свои творения исключительно в глубине…
Мы ныряем в арку и оказываемся на московских улицах.
Не все они прорисованы достаточно хорошо. Это уж как
водится. Но иногда сходство с реальностью просто поразительное. Когда мы
подъезжаем к Пасечной, я замечаю гаишника, стоящего на том же месте, где он был
и в реальности — прошлой ночью. И вздрагиваю.
Нет, так и до дип-психоза недалеко…
У дома номер пять я расплачиваюсь с водителем, выбираюсь из
машины. Никого, конечно же, нет. Не ждёт меня здесь Чингиз, да и людей почти не
видно. Улица выглядит как настоящая, ну и на том спасибо. Может быть, здесь жил
один из программистов, работавших над проектом, вот и постарался…
Я подхожу к тому месту, где парковалась ночью. И замираю.
Ночью, наверное, был дождь. Виртуальный, конечно.
А здесь стояла машина. Прямоугольник асфальта более светлый,
основной напор ливня пришёлся на машину.
Нагибаюсь, поднимаю с тротуара размокший окурок. «Милд
Севен». Что там курил Чингиз? Нет… не помню…
Бросаю окурок и брезгливо вытираю пальцы платочком.
Ничего необычного! Абсолютно ничего! Погода в виртуальной
Москве меняется так же, как и в настоящей. Это обычная поддержка сервера,
никаких сложностей. Ну и машины здесь ездят, создают фон. Простое совпадение.
Я же встречалась с Чингизом в реальности!
Ведь так?
Я сказала ему, что войду в глубину. Чингиз предложил
встретиться в реальности. Я ответила… как же именно я ответила? Какой-то
странной фразой… «на нейтральной территории»… Чингиз согласился, предложил этот
адрес и проверил, существует ли он вообще.
Диптаун часто называют «нейтральной территорией»…
У меня вдруг начинает кружиться голова. Будто я смертельно
устала. Или думаю не о том, о чём стоит думать…
